Безликий бастион
Шрифт:
– Я боюсь потерять тебя, Антон. –Прошептала Ева.
– Не думай об это, пожалуйста. Давай жить тем, что есть у нас сейчас?- Я взял её лицо в руки и легонько чмокнул в губы. Но даже этот жест не остановил слез, собравшихся в её глазах.
– Хорошо, Антон. Просто этот страх.- Она громко выдохнула, понимая насколько бессмысленны её слезы. –Он не покидает меня.
– Я знаю, что тебе страшно, но хватит. Хватит думать об этом. Мне надоели ваши опасения, Ева. – Вдруг сорвалось с моих уст. –Неужели я не вселяю доверия? Неужели я
Взгляд Евы мгновенно настиг меня и разразил меня настолько печальной миной, что я на секунду отшатнулся. Она, словно умоляющий о хлебе ребёнок вцепилась в меня глазами, и старалась убедить в обратном.
– Нет-нет-нет, Антон. Я верю тебе, даже больше чем себе. Если бы ты не вселял в меня доверие, я бы не отдала тебе своё сердце. И поверь, ты совсем не кажешься мне и моей семье альфонсом.
– Тогда, пожалуйста, не заводи больше это разговор. Я не знаю, как долго мы будем с тобой вместе, но я уверен, что все, что между нами с тобой происходит, лучшее, что вообще может случиться с человеком. Особенно с таким удачливым как я. – С сарказмом добавил я.
– И как долго все это может продлиться? – И снова эта колыхающаяся надежда в глазах.
– Я не знаю. Я честно не знаю. Ева, я не Ванга, и мне сложно что-либо предсказать. Но в одном я могу тебя заверить точно: ты лучшее, что было у меня в жизни на данный момент. Будет ли лучше? Я не знаю. Но сейчас, именно ты – всё для меня.
Девушка взяла меня за шею и притянула к себе, утыкаясь своими губами в моё ухо. Я прикрыл глаза, наслаждаясь её тихим дыханием, которым она касалась меня. Которое меня обжигало сильнее, чем адское пламя.
– Plaisir d’amour ne dure qu’un moment, chagrin d’amour dure toute la vie.- Тихо прошептала она.
– Что это значит?- Спросил я, приподнимая голову.
– Радость от любви длится мгновение, боль от утраты любви длится всю жизнь. Флориан.
– Неужели, все в тебе имеет какое-то глубокое значение, Ева Майер? – Усмехнулся я.
– Совсем не понимаю, к чему ты клонишь.- Её брови бы нахмурились, будь у неё вообще брови, а не две сбритые изогнутые дорожки, на которых расположился огромный гноящийся шрам.
– Твоя татуировка. – Напомнил я ей.
– И что с ней не так?
– Если я не ошибаюсь, ты провела десять лет, прячась от людей. Тогда откуда татуировка? Или скромница и послушница Ева Майер решила взбунтоваться в свои юные годы? – Не знаю, получалось ли у меня шутить, но я старался перевести наш разговор во что-то лёгкое и не принуждённое.
И все же лёгкая улыбка проскочила на лице девушки.
– Я сделала татуировку в осознанном возрасте.
– И во сколько же начался твой осознанный возраст?
– Возможно, ты удивишься, но свой двадцатый день рождения я провела вне стен дома.
– Значит, юная Ева Майер всё-таки не домашняя девочка и предпочитает свободу?
Я продолжал аккуратно
– Да, я люблю свободу. Особенно сейчас, когда я, наконец, приобрела лицо. Хоть и не самое лучшее… но отнюдь оно есть. И это ты, Антон, - моё лицо.
– То есть в честь подарка ты решила себе сделать татуировку?
– Не совсем.- Замялась девушка. – Мой подарок состоял в поездке в Берлин к дедушке, где я и сделала уже себе тату.
– Твой дед живет в Берлине?
– Да. Луиза и Степан Сергеевич решили, что неплохо будет проведать дедушку. Да и Луиза страстно желала побывать на родине. Вот мы и захватили тогда Австрию с Берлином, устроив в каждом городе двухнедельные отпуска.
– Тебе там понравилось, за границей?
И снова этот задумчивый взгляд, которым Ева принялась опалять ледяной пол.
– Жизнь в других странах совсем другая. Не похожая на наши. Ну, уж на мою-то тем более. Но кто бы что не говорил, лучше нашей России нет ни одного государства.
– И что же там не так?
– В Берлине на главной площади, где расположен Рейхстаг, пахнет канализацией и алкашей там намного больше, чем у нас. И да, там по вечерам, на каждой улице ходят путаны, предлагающие свои услуги.
– Даже так?- Мои брови мигом взлетели.
– Что не так в Австрии? На самом деле, это отличная страна. И уж Вена, действительно, прекрасный город. Кажется, теперь я понимаю, отчего Луиза такая ранимая и впечатлительная. Вена - это место жительство нежных людей с грубым немецким языком.
– И что же больше всего запомнилось тебе в Австрии?
– Наверное, большое количество садов и аллей. Но не более.
– А с дедушкой что?
– Мама всегда говорила, что он очень жёсткий человек, как вообщем-то и все немцы. Но дедушка Тиль оказался довольно милым и совсем не тираничным, каким его постоянно пыталась выставить мама. Для моей матери любой не улыбающийся человек, уже грозное дерьмо.- Тихо усмехнулась Ева. – И знаешь, дедушка относился ко мне не как к уродливой девушке, что потеряла смысл жизни вместе с лицом, он относился ко мне как любящий дедушка, ставя меня на ровне с собой.
– Ты любишь его?
– Да, люблю… Многие годы я жила с мыслью, что дедушка совсем меня ненавидит, так как желал внука, чтобы передать ему свою империю. Но после нашего знакомства, я поняла, что это вовсе не так. Дед сам мне предлагал взять руководство над компанией, что расположена в Берлине, но я отказалась.
– Почему же?
– Главой компании не может быть безликая двадцатилетняя девушка. Это была огромная для меня ответственность. Поэтому дед Тиль передал все в руки моей троюродной сестре Марте-Ангеле, которая вроде бы неплохо справляется. Но…- Она снова горько усмехнулась. – Дедушка просто терпеть не может её. Как он не раз мне говорил: «В ней нет души, моя птичка». – С немецким акцентом проговорила Ева. Я мигом же засмеялся.