Безлюдные земли
Шрифт:
Строгого вида женщина за сорок откашлялась и насмешливым голосом произнесла:
– Называй меня, пожалуйста, Сильвией.
– Я охотно назову тебя Герой, или Геей, или Девой Марией, только найди для меня что-нибудь.
– Может, Фрейей? – мягко предложила Ди.
Бергер окинул ее очень мрачным взглядом. Ни дать ни взять одноглазое божество.
– Я нашла вот что, – холодно продолжила Силь. – Несколько имен фотографов из прессы, которые присутствовали на трех местах преступлений. Я называю их местами преступлений, потому что браконьерство – это преступление. Еще у меня есть
– Замечательно, – сказал Бергер. – Продолжай дальше, Силь. А вы, кто был в Мерсте, возвращайтесь туда и обходите соседей с фотографиями в руках. Вероятно, скоро эти снимки станут намного лучше, если я хоть что-то знаю о сотрудниках Робина.
– Но тогда мы ведь должны опубликовать фотографии в прессе? – спросила Ди.
Бергер посмотрел на нее и ответил:
– Это одна из самых сложных дилемм, с которой я когда-либо сталкивался.
Он оглядел полностью избавившуюся к этому моменту от морщин аудиторию и добавил:
– Наша единственная задача, собственно говоря, – найти Эллен Савингер как можно скорее. Пока мы болтаем, она где-то переживает муки ада. Каждое слово, которое мы произносим, каждый шаг, который мы делаем не спеша, означает страдание этой невинной девочки. Все сводится к времени.
Он указал на портрет улыбающейся Эллен Савингер. Эта улыбка встречала группу каждый день уже три недели, немного сдержанная улыбка, в которой, тем не менее, угадывалось будущее с безграничными возможностями.
Рядом с портретом висели изображения одежды, которая была на Эллен в день ее исчезновения, в том числе элегантное, немного слишком летнее платье в крупный цветок.
– Вероятно, – сказал Бергер, – мы бы нашли велосипедистку быстрее, если бы все СМИ одновременно опубликовали ее портрет. Но тогда мы бы также предупредили ее. А я не хотел бы повторения Мерсты. Прямо сейчас у нас есть преимущество: мы знаем что-то, чего не знает она. И так должно оставаться как можно дольше. Пока у нас есть хоть малейшее преимущество, мы должны использовать его.
Он прервался, но было заметно, что он еще не закончил.
Бергер указал на два субъективных портрета Эрика Юханссона и прикрепил рядом увеличенную фотографию лица велосипедистки.
– У нас пока нет лучшего ее изображения, – сказал Бергер. – И мы не знаем, какие у нее с ним отношения. Она существует. А существует ли он, еще неясно.
Снова пауза. Потом он продолжил:
– Важно только одно. Мы должны найти ее.
И все же еще не все было сказано. Группа замерла, не успев встать со стульев, и уставилась на Бергера.
Он посмотрел в сторону столба и сказал очень членораздельно:
– И, дорогие коллеги, это слово, естественно, нельзя произносить, но ищем мы серийного убийцу.
Группа начала расходиться, и вдруг донесся мощный баритон.
– В мой кабинет, – сказал Аллан, не отрывая взгляда от Бергера.
Не сказать, что
7
Понедельник 26 октября, 11:34
Кабинеты начальников почти всегда ничем не примечательны, но Аллан, казалось, старался установить новый рекорд бездушия. На полках не было ни одной книги, только непомеченные папки с военными сокращениями на пожелтевших этикетках, ни одной фотографии на письменном столе, нигде ни малейшего намека на украшение, не было даже дипломов на стенах. Ни клюшки для гольфа, ни блесны, ни значка футбольного клуба, ни руководства по эксплуатации газонокосилки.
– Итак? – сказал Аллан, вперив в Бергера грозный взгляд.
– Я все сделал, как ты хотел, – ответил Бергер. – В точности. Не говорить ничего, пока у меня не будет доказательств. Если велосипедистка не доказательство связи между этими тремя случаями, то слова «доказательство» просто не существует.
– А потом ты произнес слово на «С».
– Перед коллегами, не журналистами. Они обязаны так же строго соблюдать служебную тайну, как ты и я.
– Но в случае чего они меньше теряют.
– Мне есть что терять, но я не уверен, что так уж много, – сказал Бергер. – Стильное наименование «инспектор уголовной полиции с особыми полномочиями»?
– Твою жизнь, – ответил Аллан.
– Мою жизнь? И это говоришь мне ты, Аллан, сидя в этом вот безжизненном кабинете, который является центром твоей вселенной?
– А как выглядит твое рабочее место?
– У меня нет стен, которые я мог бы оживить.
– Впрочем, у тебя же есть фото в рамке, я знаю, оно очень уютно смотрится в твоем углу. На нем ведь Триумфальная арка? L’Arc de Triomphe?
– Прекрати, – сказал Бергер.
– Они больше не часть твоей жизни. Они далеко. Твоя жизнь сейчас здесь. И только здесь. И ты не хочешь ее потерять.
– Что ты всем этим хочешь сказать, Аллан?
– Как известно, я скоро выйду на пенсию. И я рассчитываю, что ты займешь мое место. Тебе есть что терять, Сэм. И тебе не следовало говорить те слова. Только из-за того, что ты их произнес, мы в ближайшие дни прочтем об этом в газетах.
– Три пропавших девочки пятнадцати лет. Две из них исчезли больше года назад. Это серийный убийца, уверяю тебя, серийный убийца, который почему-то специализируется на пятнадцатилетних девочках.
Аллан не отрываясь смотрел на Бергера. Потом повернулся и выдернул лист бумаги из стопки на столе.
– Ножи, – сказал он, сопроводив это жестом, который трудно было понять. – По мнению Робина, самодельные. Национальному экспертно-криминалистическому центру, нашему дорогому НЭКЦ, пришлось сделать нечто необычное, а именно металлургическое исследование. Литье железа дома – такая редкость, что какой-нибудь из этапов процесса, вероятно, можно отследить.
– Возможно, еще и само умение, – сказал Бергер. – Откуда, черт возьми, он знает, как отливать ножи, так что они летят прямо, а не крутятся? Резонно предположить, что у него техническое образование.