Безмолвный дом
Шрифт:
Бервин, державший в руке бокал, доверху наполненный золотистым портвейном, осушил его одним глотком. На его бледном лице заиграл румянец, запавшие глаза заблестели, и без того звучный голос окреп.
– По крайней мере, вы сможете сообщить моим добрым соседям, что я мирный гражданин, который желает жить так, как считает нужным! – с горячностью заявил он.
– Нет, сэр! Я не стану вмешиваться в ваши дела. Вы для меня совершенно чужой человек, и наше знакомство носит слишком поверхностный характер, чтобы я мог позволить себе осуждать ваши действия. Кроме того, – добавил Люциан, слегка
– Тем не менее в один прекрасный день они могут заинтересовать три королевства, – негромко заявил Бервин.
– Ну, если они представляют опасность для общества, – подхватил Дензил, полагая, что его странный сосед имеет в виду анархистов, – то я…
– Они несут опасность лишь для меня самого, – перебил его Бервин. – На меня объявлена настоящая охота, и я скрываюсь здесь от тех, кто желает мне зла. Я умираю, как видите, – сказал он, ударив себя по впалой груди, – но могу умирать недостаточно быстро для тех, кто желает моей смерти.
– И кто же они? – воскликнул Люциан, ошеломленный столь неожиданным откровением.
– Люди, которые не должны вас интересовать, – угрюмо пробурчал его собеседник.
– Что ж, это вполне справедливо, мистер Бервин; потому позволю себе пожелать вам покойной ночи!
– Бервин! Бервин! Ха! Хорошее имя – Бервин, но только не для меня. Господи, да есть ли на свете человек более несчастный? Фальшивое имя, фальшивый друг, опозорен и вынужден скрываться! Будьте вы все прокляты! Уходите! Ступайте прочь, мистер Дензил, и оставьте меня подыхать здесь, как крысу в норе!
– Вы больны! – сказал Люциан, изумленный неожиданной вспышкой ярости хозяина дома. – Быть может, послать за доктором?
– Не надо! – воскликнул Бервин, с видимым усилием взяв себя в руки. – Прошу вас, уходите и оставьте меня одного. «Ты не можешь исцелить болящий разум» [5] . Уходите! Уходите же!
– Что ж, покойной ночи, – сказал Дензил, видя, что ничего иного ему не остается. – Надеюсь, утром вам станет лучше.
Но Бервин лишь покачал головой и, не сказав более ни слова, что было странно после его недавней вспышки, выпроводил Дензила вон.
5
У. Шекспир, «Макбет», Акт V, сцена III (пер. М. Л. Лозинского). (Примеч. пер.)
Когда за ним закрылась тяжелая деверь, Люциан спустился по ступенькам и остановился, задумчиво глядя на особняк, в котором жил столь таинственный постоялец. Молодой адвокат не мог решить, как должен относиться к Бервину, – не мог понять его диких выкриков и безумного поведения, но по дороге домой пришел к выводу, что тот всего лишь жалкий пьяница, которого преследуют кошмары, порожденные пристрастием к горячительным напиткам. А эпизоду с тенями в окне он не смог найти никакого сколь-нибудь приемлемого истолкования.
«Да и вообще, почему я должен ломать над этим голову? – спросил себя Люциан, ложась в постель. – Мне нет никакого дела до этого человека со всеми его тайнами. Я пал жертвой вульгарного любопытства
Впрочем, немного погодя случилось нечто такое, что заставило его пересмотреть свои намерения. Есть люди, которых направляет сама судьба; одним из таких людей был и Люциан, коему была уготована важная роль в разыгрываемой безжалостным роком драме.
Миссис Марджери Кебби, приходящая служанка в доме Бервина, была глухой старой каргой, мучимой постоянной жаждой, утолить которую могла лишь крепкая выпивка; кроме того, ей было свойственно запускать руку в чужой карман. У нее не было ни родственников, ни друзей, ни даже знакомых, но, будучи скрягой, она тряслась над каждым пенни, благодаря чему всеми правдами и неправдами накопила денег, в которых у нее не было решительно никакой нужды: она обитала в запущенной маленькой квартирке в трущобах и куда усерднее промышляла мелким воровством, нежели работала.
Согласно заведенному распорядку, в девять часов она приносила для своего нанимателя завтрак из гостиницы «Нельсон», расположенной как раз за площадью, и, пока он вкушал его в постели, как было у него в обычае, прибиралась в гостиной. Затем Бервин одевался и отправлялся на прогулку, вопреки утверждению мисс Грииб о том, что он выходил из дому только по ночам, словно сова, и во время его отсутствия миссис Кебби наводила порядок в спальне. После этого она занималась своими делами, то есть убиралась в других квартирах, и возвращалась лишь в полдень и вечером, дабы накрыть для Бервина стол к ланчу и обеду или, точнее, обеду и ужину, которые тоже доставляли из гостиницы.
Бервин хорошо платил ей за службу, требуя лишь держать язык за зубами в том, что касалось его личных дел, и миссис Кебби обыкновенно не нарушала данного обещания, разве что тогда, когда приходила в чрезмерное возбуждение после обильных возлияний и беззаботно болтала со всеми слугами на площади. Именно ее наблюдательности и сплетням Бервин был обязан своей дурной репутацией.
Хорошо известная слугам в каждом доме, миссис Кебби, прихрамывая, переходила из одного дома в другой, сплетничая о делах своих многочисленных нанимателей; а когда рассказывать ей было нечего, начинала сама изобретать подробности, делавшие честь ее воображению. Кроме того, она умела гадать на чайной гуще и картах и никогда не отказывалась помочь служанкам в их маленьких любовных интрижках.
Короче говоря, миссис Кебби была опасной старой ведьмой, которую лет сто назад наверняка сожгли бы на костре, и самой неподходящей особой для Бервина, чтобы держать ее в своем доме. Знай он о ее беспардонной лжи и выдумках, она и часа не продержалась бы под его крышей, но миссис Кебби была достаточно хитра, чтобы ловко избегать подобной опасности. Она вбила себе в голову, будто Бервин, по ее собственным словам, «натворил нечто такое», за что его разыскивает полиция, и пыталась разнюхать любые тайны его уединенной жизни, дабы шантажировать его. Но до сих пор ей не везло.