Безногий ас
Шрифт:
После чудесного уик-энда он поехал в Сент-Эдвардс с крикетным чемоданчиком на матч «Олд Бойз». Уорден и другие мастера были просто поражены его подвижностью. Переодевшись во фланелевый костюм, Бадер почувствовал себя на вершине блаженства. Не все получилось так, как хотелось бы, но ему сначала удалось постоять за себя. Однако потом культи разболелись, и Бадер был вынужден прилечь рядом с полем. Это еще не было поражением, но и победу одержать не удалось. Он уехал глубоко подавленный, чувствуя, что больше ему в крикет на серьезном уровне не играть. Он не желал быть
После этого он отправился в Спротборо и отдыхал там несколько недель. Лишь к концу отдыха он спохватился и начал думать о будущем. Однажды мать спросила Дугласа о его планах, и он ответил:
«Мама, я намерен остаться в авиации. Я снова буду летать, и все будет прекрасно».
«Я думала, что ты уже налетался».
«Боже мой, конечно же, нет. Я свою аварию уже получил, и новых не будет».
Именно в это время он приобрел совершенно нелогичную уверенность, что он исчерпал свой лимит несчастий. Это слегка напоминало утверждение артиллеристов, что второй раз в ту же воронку снаряд не попадет. Кроме того, он довольно цинично решил, что если и попадет в новую катастрофу, у него уже нет ног, чтобы их потерять.
В Кенли прибыла телеграмма, которая предписывала Бадеру прибыть на медицинскую комиссию. Он отправился в медицинский центр на Кингсвэй, преисполненный уверенности и радостных ожиданий, ведь его дела пошли на лад. Он благополучно прошел докторов, проверявших зрение, слух, нос и горло. Кардиолог выслушал сердце, потом Бадера обстукали тут и там, всего помяли и пощупали. Один из врачей вознамерился было постучать молоточком по коленям, чтобы проверить рефлексы, но понял, что делает, и рассмеялся.
«Прошу прощения, старик, я забыл. Будем считать, что все нормально».
Врач, измерявший кровяное давление, долго смотрел на показания прибора, а потом сказал:
«Интересно. Ваше давление понизилось и сейчас полностью соответствует норме».
Он подумал, что это произошло благодаря сокращению общей протяженности кровотока, и добавил:
«Теперь вы, наверное, будете лучше чувствовать себя при перегрузках. Не будет мутиться в голове, так как крови некуда деваться. — И добавил с усмешкой: — Хоть какой-то светлый момент в потере ног».
Старший врач, подполковник, просмотрев анализы, сказал:
«Ну, хорошо. Вы находитесь в неплохой форме, поэтому мы дадим вам категорию А2Н, признаем ограниченно годным к полетам в Англии. Я опасаюсь, что при таких травмах вы не сумеете летать самостоятельно, однако мы все-таки направим вас в Центральную летную школу в Уиттеринге. Подождем, что наши летуны скажут о вас».
Бадер отнесся к анализам равнодушно. Он знал, что с летчиками проблем не возникнет, и, ожидая назначения в Оксбридж (на базу, а не в госпиталь), занимался обычными делами — устраивал смотры, выполнял обязанности дежурного офицера и так далее. Ему начало казаться, что он легко сумеет остаться в рядах Королевских ВВС. Несколько раз он ездил в Рухэмптон, чтобы подогнать протезы получше. При каждом удобном случае Бадер старался вырваться в Пантилес на чашечку чая, хотя все еще не знал, как зовут
Это поразило его гораздо глубже, чем он мог себе представить. Следовало что-то предпринять. Это его раздражало, потому что с любой другой девушкой или женщиной он мог весело шутить, получая в ответ хихиканье, но здесь для него все обстояло иначе. Он никак не мог заставить себя думать о ней как об официантке. (Хотя для английских кадровых офицеров 30-х годов было свойственно уважительное отношение к женщине.)
Когда прибыло новое назначение, распахнувшее перед ним сверкающие горизонты Центральной летной школы, радость была подмочена тем, что Уитеринг находился довольно далеко. Он в последний раз приехал в Пантилес, полный решимости что-нибудь сделать. Дуглас сказал девушке:
«Я тоже уезжаю».
«Неужели?» — она постаралась, чтобы прозвучала вежливая заинтересованность, но не сумела скрыть своего разочарования.
«Отправляюсь на север в Уитеринг, чтобы снова начать летать».
Он пытался говорить как можно более равнодушно, но девушка прекрасно поняла, как много это для него значит. Она радостно улыбнулась и сказала:
«Ведь вам это нравится, не так ли? Я рада за вас».
Наступил решающий момент. Он сказал, пытаясь не показать волнения:
«Я был бы рад, если бы вы решились провести со мной вечер в Лондоне, если мне удастся вырваться».
«Это было бы чудесно. Мне нравится ваша идея», — ответила девушка. Это прозвучало не слишком обещающе и не слишком равнодушно. Таковы правила игры для женщин.
(Как, к дьяволу, ее зовут?)
Дуглас спросил:
«А вы не дадите мне ваш адрес и телефон в Лондоне?»
Девушка, прекрасно понимая, о чем он думает, написала на обороте меню:
«Тельма Эдвардс,
12, Авонмор-Мэншн,
Кенсингтон, W.14»
Он произнес с облегчением:
«Спасибо. Меня зовут Дуглас Бадер».
(Она это уже знала. Трое ее кузенов служили офицерами в Королевских ВВС. Она не преминула расспросить их об интересном молодом офицере, потерявшем ноги. Бадер услышал об этом лишь много позже, когда узнал, что ее отец — полковник авиации, а отчим — армейский полковник. Скромная официантка превратилась в юную леди, которая жила в Уиндлшеме у своей бабушки. А на работу она устроилась, чтобы не слишком горевать об умершей собачке!)
Некоторое время у него было слишком много дел в Уитеринге, чтобы думать о поездке в Лондон. Сразу после прибытия он с головой погрузился в волнующую атмосферу тренировочных полетов. Сначала его посадили в двухместный «Авро-504». Бадер продемонстрировал такое умение, что уже на третье утро его перевели на двухместный «Бульдог». Когда они приземлились, инструктор, который, похоже, не был знаком с заключением врачей, сказал:
«Ты все делаешь правильно, старик. После ленча ты можешь попробовать взлететь самостоятельно».