Безобразная Эйвион, или Сон разума
Шрифт:
Может быть, ей показалось, но она тоже увидела в глазах Кораха крошечные слезинки.
– Да… я нашёл вас, госпожа.
Они стояли так несколько минут. Наконец Корах мягко похлопал её по плечу.
– Вам лучше встать. А не то мы оба легко лишимся головы за эти объятья.
– Да. – Шмыгнув носом, Эйвион поднялась с колен и улыбнулась. – Забавные бубенчики. Зачем?
Корах пожал плечами.
– А Вил их знает. Северяне, которых я встречал на островах, все носят такие. Может, для красоты, хотя это дьявольски неудобно. Чтобы не отличаться от остальных. А у вас что за наряд? – спросил карлик. – Вы – свободная женщина?
– Нет.
– Харим? – Его густые брови приподнялись. – О… я знаю это слово.
– Ах, перестань. – Эйвион слегка покраснела. – Это случилось не по моей воле.
– Хм. – Корах внимательно посмотрел на неё. – Что-то я не вижу особой грусти в твоих глазах.
– Грусти? – Эйвион пожала плечами. – Не знаю. У меня мягкая постель, есть своя служанка, мне не нужно работать, я сыта, красиво одета…
– Красиво раздета… – буркнул карлик.
– Здесь все так ходят, – нахмурилась Эйвион. – Ты искал меня, чтобы поучить, как надо себя вести?
– Нет. Я – твой вассал. Помнишь? Чтобы спасти тебя.
– От чего? – Эйвион сделала шаг. – Пойдём, проводишь меня. Я не могу долго оставаться здесь.
Кивнув, Корах засеменил за ней на своих маленьких ножках.
– Сам посуди, – продолжила она, – кем я была там? Уродиной с Виловой печатью на лице…
Корах нахмурился.
– Смотрю, в первую очередь тебя надо спасать от тебя самой. Чушь. Ты была там госпожой Ллир, дочерью рыцаря в четвёртом поколении, владелицей собственного замка.
– Я вообще не помню, как он выглядит…
– Так отчего ж не посмотреть? И, если не ошибаюсь, в Ллире сейчас живёт с полтыщи твоих подданных, которых ты бросила, оставила без хозяйки.
– Я не бросала. Корах, послушай… Я никогда в жизни не была госпожой. Я жила в крохотной клетушке вместе с челядью и бегала по грязи босиком. Подданные, замок… я даже не понимаю, о чём ты говоришь.
– Да всё равно. По мне, так лучше быть первым парнем на деревне, чем десятым в… да каким десятым?! Кто ты здесь такая? «Я не могу долго тут оставаться…» – передразнил он её. – Здесь ты – рабыня, дырка для услады своего хозяина.
– Перестань, – рассердилась Эйвион.
– Это с какой радости перестать? Чего ради я проплыл тысячу миль и облазил два десятка островов? Чтобы услышать, что моей госпоже, которой я дал слово верности, больше по душе сидеть в золотой клетке и раздвигать ноги по первому требованию?
– Как любой жене, между прочим.
– Пф-ф. – Карлик чуть не лопнул от возмущения. – Интересно, а что ты будешь делать годков через пять-десять, когда твоя свежесть немного подвянет? Сидеть в уголочке и смотреть, как господин тащит в постель других молоденьких рабынь? В Корнваллисе, в отличие от этих дикарей, никто не смеет гнать свою жену, и уж тем более не может продать её на рынке, словно старую корову.
Впереди показалась дверь с двумя слугами по каждую сторону, и Эйвион с облегчением остановилась. В её душе бушевала буря.
– Извини, Корах. Дальше нам не надо идти вместе. И… – она наклонилась и, оттянув в сторону лицевой платок, поцеловала его в колючую щёку, – я сейчас не хочу говорить об этом. Я буду здесь завтра, за час до полудня. Расскажешь мне, как попал сюда.
Он хмуро кивнул ей вслед.
* * *
Для
– Нет, уважаемая Эйша, – шелестел он старческим голосом, – такого на Гази не растёт. Ни здесь, и ни на одном из южных островов. Должно быть, северное растение.
А когда Эйвион мимоходом упомянула о том, что в больших количествах дымянка ядовита, лекарь в ужасе замахал руками:
– Что ты, что ты, дитя моё… с таким снадобьем прямая дорога на позорный камень…
У Морского народа были странные врачеватели. Они готовили микстуры и мази из рыбьей чешуи и моллюсков, добавляли туда водоросли, измельчённые в пыль сушёные языки черепах, хвосты ящериц с бесплодных островов Среднего моря и прочие редкостные ингредиенты, но при этом с необъяснимым опасением относились к травам, растущим не в воде, использовали их редко и с превеликой осторожностью. «Неудивительно, – думала Эйвион, – что они ничем не могут помочь своему шейну».
– Что же делать? – расстроилась она, и Дахил, пожевав губами, ответил:
– Увы, я простой продавец зелий, и мало понимаю в высокой медицине. Но пару лет назад у госпожи Зурифе, супруги советника Тар’иика, случилась сыпь на лице, и по моему совету она обратилась за помощью к одному из высокоучёных нааби, что в квартале Ариф. Простым людям к ним ход закрыт, и только его высочество Мааг’сум и его министры могут просить их поделиться божественной мудростью. Я даже не могу сказать, кто из нааби посоветовал госпоже Зурифе лечебное средство, но знаю, что оно помогло. Я думаю, что Красный советник не откажет в такой просьбе.
– Конечно, спасибо, уважаемый Дахил, – обрадовалась Эйвион и, пожелав старику доброго здоровья, почти бегом отправилась домой. Два толстых евнуха едва за ней поспевали.
Тар’иик выслушал её со вниманием и немедленно послал за своей женой. Зурифе взглянула на Эйвион лишь мельком, как на предмет обстановки, и хотя на её царственно-величественном лице ничего не отразилось, Эйвион готова была провалиться сквозь землю. Она уже забыла, когда последний раз видела супругу Красного советника, гоня мысли о ней прочь, и только сейчас вдруг вспомнила брошенные однажды слова Фаизы: «Он уже месяц не хочет видеть свою жену».
Зурифе была одета более чем роскошно, только по-домашнему, без верхней прозрачной накидки, как у Эйвион: великолепное изумрудного цвета платье, расшитое самоцветами, облегало тяжёлые бёдра; такое длинное, что подол волочился сзади на пару шагов. Оно поддерживалось единственной бретелью, что шла спереди, соединяясь с широким ожерельем из десятков самоцветов, обвивавшем шею. Такие же браслеты украшали запястья. Её груди, полные и пока ещё высокие, вздымались в такт глубокому дыханию.
Тут же в голову Эйвион непрошеной гостьей ворвалась фраза Кораха о том, что случится через несколько лет, когда её свежесть приестся господину: «Будешь сидеть в уголочке и смотреть, как он тащит в постель молоденьких рабынь». Сейчас молоденькая рабыня – это она.