Безобразная Жанна
Шрифт:
Воцарилась тишина, только сверчок стрекотал где-то за печкой.
– Так ты что, в изгнании здесь, хозяйка? – вымолвил он наконец.
– А ты недурно соображаешь для простого бродяги.
– За что же тебя так? Я слыхал, знатных дам ссылают в отдаленные поместья за то, что умышляли против своих мужей, изменяли… или просто им надоели. Но ты, мне кажется, еще слишком молода для такого! А хотя… тут ведь выдают замуж очень рано… Я прав? Судя по твоему норову, благоверный и впрямь мог испугаться! Или ты ему рога наставила?
– Фу, какая пошлость! – фыркнула я. –
– Чего?.. – выдохнул он и облился водой из кружки.
– Я злоумышляла против его величества, – с удовольствием выговорила я. – И не перестаю этого делать, только вот возможности осуществить планы у меня нет, он постарался оборвать все мои связи с внешним миром… чтоб ему провалиться!
– Хозяйка… – опасливо протянул бродяга. – А ведь за такое казнят… Я слыхал, про короля слова дурного не скажи – мигом отволокут куда надо, а там… Или на галеры, или на виселицу, смотря что болтал. А ты… говоришь такое, ссыльная, а живая… Заплатила много? Или родня у тебя знатная, спасла от виселицы-то?
– Конечно, как же без этого, – зло улыбнулась я, пользуясь тем, что он не видит моего лица. – Знатнее моей родни ни у кого в этом королевстве нет!
– Да кто же ты такая? – удивленно спросил он.
– Я – принцесса Жанна, – ответила я, и бродяга уронил-таки кружку…
После долгой паузы он сказал:
– Я уж не стану спрашивать доказательств. Не по чину мне… И так понятно: государственная измена… за такое спасибо, если не на кол посадят, а сразу голову с плеч, а ты жива-живехонька… Я пойду, а?
– Стоять! – приказала я. – Куда это ты собрался? Я, кажется, сказала, что хочу услышать, о чем говорят в столице!
– Ты-то сказала, а мне вот совсем не хочется на виселицу, – проворчал бродяга. – А ну как слуги меня застукают? Они, поди, о каждом твоем шаге доносят! Тебя-то не тронут, может, сладкого лишат, а мне каюк…
– Верно, не стоит разговаривать на кухне, – кивнула я. – Иди за мной. Да не бойся!
– Ничего себе, у нее топор в руке, а я «не бойся»… – бормотал он по пути. – У меня только нож, да и тот паршивый, супротив топора с таким соваться смысла нет, и не важно, что тот у девицы в руке… А рука-то, сразу видать, уверенная, не дрова колола, ох не дрова…
– Хватит чушь нести, – велела я, распахнув двери в свои покои. – Входи. Надеюсь, блох у тебя нет?
– С утра не было, – вздохнул он, пытаясь разглядеть, куда ступает. – И мылся я третьего дня. В речке. А вчера в ручье умывался, да…
– Я тебя не в постель зову, – фыркнула я и поставила фонарь на столик. – Впрочем, ты и не согласишься.
– Почему это? – сразу заинтересовался бродяга. – Ты, хозяйка, молодая, фигура… мм-м… Волосы вон какие, ниже пояса, чистый шелк! Вот лица не видел, и…
– И не надо! – резко оборвала я, усаживаясь в кресло. – Присядь. Вон там табурет. В графине вино, стаканы рядом, налей себе, если хочешь.
– Ты же сказала, что хмельного не пьешь! – припомнил он.
– Не пью, – согласилась я. – Родственники… хм… присылают мне лучшие вина к праздникам,
– Отчего так? Отравы боишься?
– Нет, – помедлив, ответила я. – Себя. С вином слишком легко забыться… и забыть о том, что я должна сделать.
– И что же? – негромко спросил бродяга.
– Ты не захочешь этого знать, – усмехнулась я. – Промочи горло и говори! Хотя постой… сперва скажи: слыхал ли ты когда-нибудь о принцессе Жанне, а если да, то что именно?
Бродяга задумался, прихлебывая вино, как воду.
– Слыхал, – сказал он, наконец. – Но не в этих краях. Тут правят король Рикардо с королевой Аделин, а принцесса только одна – их дочь, Эмилия.
– И что же говорят в других краях? – Я невольно прикусила губу.
– Ну… у старого короля Эмиля было две дочери, но не было сыновей, так что после его смерти трон занял зять, муж Аделин, – ответил бродяга, – этот вот самый Рикардо. Король его благословил и передал власть еще при жизни, вроде как посмотреть хотел, как зять справится, посмотрел, значит, а вскорости помер. Ну а про вторую принцессу ничего толком не говорят. То ли замуж ее выдали в чужие края, то ли она вовсе померла, никто не знает, я и имя-то только от тебя услышал, хозяйка… А оно вон как!
– Ясно… – сказала я и замолчала. – Значит, я была права и он действительно владеет… чем-то.
– О чем это ты толкуешь? – осторожно спросил бродяга.
– Хочешь знать? Я расскажу, – усмехнулась я. – Или ты все еще боишься виселицы?
– Боюсь, хозяйка, да только любопытство сильнее, – серьезно ответил бродяга, допив вино. – Мне так и так своей смертью помереть не придется, накуролесил я изрядно, чего ж мне терять? Погоди, налью себе еще глоточек, вино знатное…
Он зазвякал пробкой графина, а я, помолчав, сказала:
– У отца в самом деле были только две дочери, я и Аделин. Папа хотел сына, наследника, но… Почему-то мальчики или рождались мертвыми, или не доживали до года. Словом, когда на свет появилась я, он взялся воспитывать меня как сына, потому что твердо решил: раз у него не может быть сыновей, то престол унаследую я, а мой супруг будет не более чем принцем-консортом. Ты знаешь, кто это? – спохватилась я.
– Муж королевы, да? Ты не переживай, я не вовсе уж пенек лесной, много где бродил и много чего слышал, – усмехнулся он. – А если слово незнакомое скажешь, так я спрошу, что оно значит, не облезу.
– Хорошо, – кивнула я. – Характер у меня оказался и впрямь не девичий. Отец часто повторял, мол, мальчишкой бы мне родиться!
– А сестра?
– Аделин? Она двумя годами моложе, и вот она-то – настоящая принцесса, какими их описывают в сказках, – невольно улыбнулась я. – Когда отец учил меня ездить верхом и сражаться, заставлял читать скучные кодексы и разбирать жалобы землевладельцев, учить иностранные языки и разговаривать с послами, сестра вышивала, музицировала и брала уроки танцев. Конечно, и она знает несколько языков, умеет поддержать светскую беседу и знает, на каком берегу Великого моря живут люди с черной кожей, а на каком – с красной или желтой, но…