Безотцовщина
Шрифт:
– Как прикажете это понимать? – тусклым голосом спросил опер. Выслушав лепет директора насчёт плохого технического состояния фильма, его обрыва и последующей склейки, он потребовал показ фильма отменить и предложил Николаю Егоровичу проехать с ним « для дачи вразумительных объяснений».
Услышав от следователя традиционную фразу, что «чистосердечное признание смягчает вину», Марченко внутренне ужаснулся,
– Ты полегче, Валиуллин, – заметил следователь, а Николаю Егоровичу сказал: – Это вам для начала, чтобы поняли, что шутить мы не собираемся
Идите, поразмышляйте в камере на досуге, а завтра продолжим наш разговор.
Наутро Марченко узнал, что его обвиняют в идеологической диверсии, совершённой с применением технических средств по статье 58-10 Уголовного кодекса. Вины своей он не признавал, поэтому ему устроили очную ставку с киномехаником, работавшим на том роковом сеансе 7 ноября. Алексей Баринов, глядя в пол, бормотал о том, что сообщал директору о повреждениях фильма при обрыве, что часть кадров была удалена. Указания о проверке звука после склейки не было. Технически это было возможно с помощью контрольного усилителя, отключив трансляцию в зале.
Выпроводив Алексея, следователь заметил:– А теперь я вам скажу, что было дальше. Дождавшись окончания последнего сеанса и ухода киномеханика, вы вернулись в киноаппаратную и перемонтировали фильм ТАК, КАК ВАМ БЫЛО НУЖНО. Опыта вам не занимать, почти десяток лет в кинотеатре работаете. Проверочку тоже, скорее всего, сделали. Вот показания сторожа, что вы в тот день уходили из кинотеатра последним. Ваш план удался. Весь следующий день зрители слышали призывы актёра, играющего Ленина, О БОРЬБЕ С РЕВОЛЮЦИЕЙ.
– Чушь полнейшая! Не было этого! – заявил Марченко. Следователь выскочил из-за стола и завопил: – Колись, гад! Срок ты в любом случае заработаешь. За халатность – поменьше, а мне нужно тебя, вражину, посадить по 58-й. Так, глядишь, и повышение получу.
Однако выбить признание не удалось даже с помощью Валиуллина. Когда измученного подследственного уволокли в камеру, следак
На просьбы Николая Егоровича передать письмо семье последовал отказ. Хотелось, видимо, садистам и жену его с дочкой помучить. Лишь на третий день Галине Андреевне Марченко удалось выяснить (киномеханик рассказал по большому секрету), что муж её находится под следствием по обвинению в антисоветской пропаганде и агитации. Свидания с ним, понятное дело, были запрещены.
Через месяц Галину Андреевну уведомили, что Марченко Н.Е. осуждён по статье 58-10 к десяти годам лишения свободы без права переписки. Но это были ещё цветочки. Проклятущая 58-я статья предусматривала также репрессии для членов семьи осуждённого. И сослали Галину Андреевну с Верочкой в далёкий Казахстан. Полузанесённый песком Семипалатинск по сравнению с Москвой производил удручающее впечатление. К тому же найти работу по специальности женщине с клеймом жены политзаключённого почти невозможно.
В столице Галина Андреевна преподавала географию в школе. Здесь же посчитала удачей устроиться рабочей на пимокатку. Непривычная к тяжёлой работе, где запах кислой шерсти пронизывает насквозь, Галина Андреевна вскоре заболела. Она лежала в ветхом глинобитном бараке, где им с Верочкой дали комнату, и медленно угасала. Топить печку, таскать воду с колонки стало теперь обязанностью Верочки. Да ведь ещё надо было и в школу ходить.
Но мир не без добрых людей. Сердобольная старушка Нурзия-апа из соседнего барака, навещала их ежедневно, чтоб похлёбку или кашу какую-нибудь сварить. А когда Галину Андреевну положили в больницу, забрала Верочку к себе. И вот настал тот мартовский день 1941 года, который Верочка запомнила на всю жизнь.
Нурзия-апа вернулась из больницы, обняла Верочку и сказала, всхлипывая: – Твоя мамочка ушла на небеса. Бог дал – бог взял. Верочка сначала ничего не поняла, потом дала волю слезам. Старушка расплакалась тоже. Потом направилась в пимокатку. Там в профкоме отнеслись с пониманием: заказали гроб и поминальный обед в столовой. На второй день после похорон Нурзия-апа сказала: – Живые должны жить дальше. Давай, Верочка, собирайся в школу.
Конец ознакомительного фрагмента.