Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом
Шрифт:
– Будет ответ, Джилл? – эхом откликнулся дядя.
Джилл словно очнулась. Лицо ее было странно бледным.
– Нет, Джейн, ответа не будет.
– Хорошо, мисс, – сухо промолвила Джейн и пошла доложить кухарке, какая Джилл бессердечная. «Будто счет получила, а не любовную записку! Лично мне нравятся люди чувствительные».
Опустившись на стул, Джилл вертела в руках листок. Ее бледность еще усилилась. Свинцовая тяжесть давила на грудь, горло будто стиснула ледяная хватка. Дяде Крису, который поначалу не заметил ничего необычного, молчание показалось зловещим.
–
Она все так же молча вертела листок.
– Милая, неужто дурные вести?
– Дерек разорвал помолвку, – тускло выговорила Джилл. Письмо упало на пол, но она осталась сидеть неподвижно, подперев подбородок ладонями.
– Что?! – Дядя Крис подскочил на каминном коврике, будто обожженный пламенем. – Что ты сказала?
– Он разорвал помолвку, – повторила она.
– Вот подлец! Негодяй, собачий сын! Это просто… просто… Никогда он мне не нравился! Я никогда ему не доверял! – Дядя Крис тяжело перевел дух. – Но… но это невозможно! Как он мог узнать? Да никак, никто не мог!
– Он и не знает. Дело совсем в другом.
– Но почему же тогда? – Дядя наклонился к записке. – Можно?..
– Да, прочитай, если хочешь.
Он достал очки и с отвращением глянул сквозь них на листок бумаги, словно на мерзкое насекомое.
– Мерзавец! Хам! – вновь заорал он, топча письмо. – Будь я помоложе… да я бы его… Джилл! Моя девочка! Моя милая крошка Джилл… – Он бросился на колени рядом с ней, и она разрыдалась, опустив лицо в ладони. – Хам, негодяй! Я изобью его до полусмерти!
Часы на каминной полке отстукивали минуту за минутой. Наконец Джилл поднялась на ноги. Лицо у нее было заплаканным и дрожащим, но рот уже сложился в твердую линию.
– Джилл, дорогая моя! – Дядя сжал ей руку.
– Сегодня все как-то одно к одному, правда? – Она криво улыбнулась. – Какой у тебя забавный вид! Волосы взъерошены, очки набекрень…
Дядя Крис свирепо запыхтел.
– Когда я встречу этого типа… – зловеще начал он.
– Да что толку! – бросила Джилл. – Оно того не стоит! Ничто не стоит! – Она стиснула руки и повернулась к нему. – Давай уедем, прямо сейчас! Я не могу тут оставаться… Дядя Крис, увези меня, куда угодно! Возьми меня с собой в Америку!
Дядя Крис яростно потряс кулаком. Очки свалились и повисли на одном ухе.
– Мы отправимся первым же пароходом! Первым, черт побери! Я позабочусь о тебе, дорогая. Сам поступил низко, обманул и ограбил тебя, но теперь возмещу все, клянусь всеми святыми! У тебя будет новый дом, не хуже этого. Лягу костьми, пойду на все ради тебя! – раскрасневшись, вопил он в припадке неистовства. – Да я… я работать пойду! Клянусь Богом, пойду, если до этого дойдет!
Он изо всех сил треснул кулаком по столу. Ваза подпрыгнула и опрокинулась, цветы Дерека рассыпались по полу.
Глава 7. Джилл спешит на поезд
Оглядываясь назад, каждый из нас отыщет в своей жизни зияющие пустоши, от которых память отшатывается, словно усталый путник от унылой, безотрадной дороги. Даже из блаженного уюта поздних времен мы
Одна из солиднейших юридических фирм столицы потратила целых четыре дня, чтобы навести хотя бы относительный порядок в неразберихе, вызванной финансовыми операциями майора Сэлби, и все это время Джилл будто и не жила, хотя дышала, ела и внешне походила на человека, а не на призрак.
На ограде, через которую горничная Джейн вела переговоры с торговцами, появились щиты с объявлениями о продаже дома. По комнатам целыми днями бродили незнакомцы, разглядывая и оценивая мебель. Воспрянув духом и взбодрившись под влиянием катастрофы, дядя Крис успевал всюду, поражая кипучей энергией. Трудно утверждать наверняка, но со стороны казалось, что дни тяжких испытаний доставляют ему величайшее наслаждение.
От тоски затворничества у себя в комнате – единственном месте, где не было риска наткнуться на мебельного торговца с блокнотом и карандашом, – Джилл спасалась долгими прогулками. Насколько возможно, она избегала тех нескольких кварталов, прежде составлявших для нее весь Лондон, но даже так не всегда могла уклониться от встреч со старыми знакомыми.
Как-то раз, срезая путь через скверик Леннокс Гарден к широкой безлюдной Кингс-роуд, что тянулась в места, неведомые тем, для кого Лондон – это Вест-Энд, она вдруг наткнулась на Фредди, который направлялся куда-то с визитом в лучшем костюме и белых гетрах, столь неприятно поразивших достопамятного Генри.
Радости встреча никому не доставила. Остро чувствуя неловкость, Фредди краснел и запинался, да и Джилл, в чьи планы никак не входило общение с человеком, столь тесно связанным с тем, что она потеряла, красноречием не отличалась. Расстались они без сожаления, но ей хотя бы удалось узнать, что Дерек из провинции еще не вернулся. Телеграфировав, чтобы переслали его вещи, он двинулся дальше на север.
О разрыве помолвки Фредди, по-видимому, узнал от леди Андерхилл, и тот разговор оставил неизгладимый след в его памяти. Слухи о денежных затруднениях Джилл еще не дошли до него.
После этого тяжесть на душе чуть отпустила. Джилл не перенесла бы случайной встречи с Дереком, и теперь, когда узнала, что риска нет, жить ей стало чуточку легче. День тянулся за днем, и, наконец, настало утро, когда Джилл в сопровождении дядюшки Криса, многословно объяснявшего по пути все подробности «улаживания дел», отправилась на такси к поезду на Саутгемптон.
Последним впечатлением от Лондона стали длинные ряды обшарпанных домов, кошки в дебрях сохнущего белья на задних дворах и дымная серость, которая прояснилась в пригородах, где поезд набрал ход, и уступила место более приятным краскам деревень.
Следом за суетой и неразберихой посадки на борт наступило спокойное однообразие плавания, когда по утрам с палубы кажется, что корабль так и торчит на том же самом месте, и невозможно поверить в сотни миль, оставленные позади. Наконец впереди показался плавучий маяк в гавани, а за ним, словно в сказке, вздымался в небо Нью-Йорк, манящий и зловещий, приветливый и грозный одновременно.