Безумец и его сыновья
Шрифт:
Сказал тогда один странник его матери:
— Не Алексеем ли намереваешься наречь своего сына?
Та смеялась:
— Как узнал ты? Уж точно, Алешкою, как зовут нашего кривого кабатчика.
И сказал другой странник, поглядев на младенчика:
— Не быть ему кабацким гулякой, не быть безродным теребнем. Не цветок ли он на унавоженной почве? Праведник вырастет в вертепе!
Мать и ее подруги со смеху покатывались:
— Ах, быть ему праведником!
Третий странник попросил:
— Повесьте
Гулящая мать отвечала:
— Коли сами дарите, сами вешайте!
Не нашлось ни куска хлеба в той избе, но налили им вина в баклаги. Они кланялись, прощались, за винцо благодарили.
Пришли странники в село. И там рожала баба. Изба была богатой и хозяйство ладным. Когда родилось дите, мужик роженицы вспомнил о пришедших и вынес им хлеба. Они попросили взглянуть на младенца. И спросил мужика один странник:
— Не Алексеем ли задумал назвать сынка?
— Так и есть, — отвечал отец. — В честь Алексея, Божьего человека! Будет теперь кому умножать мое богатство, будет он мне помощником и отрадой!
Другой странник покачал головой:
— Не быть ему опорой, не быть благочестивым — вечным огорчением будет твой сын!
Младенец между тем от груди материнской отворачивался да морщился — а когда вином обмочили его губы — успокоился.
Третий странник вытащил ладанку:
— Повесьте-ка ее на младенца.
Богобоязненные родители его послушались и повесили младенцу маленькую ладанку.
С тем поклонились странники, попрощались.
Пришли они к царскому дворцу. Повсюду был праздник — царица родила сына. По городам и весям разнеслась весть о наследнике. В столице палили из пушек, вились знамена да флаги. Толпился народ, пьяный и веселый, кричал «ура». Приезжали во дворец кареты сановников, спешили вельможи поздравить государя. Ликовал сам венценосный отец — прежде рождались у них с царицей одни дочери. Приказывал государь:
— Громче, громче играть оркестрам. Веселее, веселее гулять моему народу! Есть у России будущее, есть наследник царского престола!
Стража странников не пропустила:
— Кто вы такие? Ну-ка, повертайте прочь, а то угостим прикладами и старость!
Один странник спросил:
— А что, служивые, не слышали, не Алексеем ли назовут царского сыночка?
Отвечали:
— Тебе какое дело, бродяга? Ступай вон от ограды, иначе будет несдобровать.
Другой же странник сказал:
— Неужто не допустят хоть глазком одним взглянуть на младенчика, предсказать ему судьбу?
Засмеялись гвардейцы:
— Эка взял! Да знаешь ли ты, кто это за младенчик? Венценосец будущий, сам царский сын! Ему уже на роду быть счастливым написано!
Третий странник достал ладанку:
— Ну, коли так, может, передадите наш подарок царскому наследнику?
Солдаты
— Да разве вы не знаете, убогие, что у младенчика уже есть крестики, ладанки, брильянтами осыпаны, на золотых цепочках, что же вы суете чумазую свою ладанку? Ну, не с ума выжившие? Кто будет и прикасаться к ней во дворце, кто ее и поднести-то посмеет царевичу?
Странники тогда поклонились и пошли.
Такова присказка.
А вот повесть о плуте и монахе.
ГЛАВА I
Потаскушкиного сына крестил пьяный поп в хлеву — церковь в тот год сгорела, в избе же шла гулянка. И когда несли его, то уронила мать младенца в лужу — мокрым стал ребенок еще до крещения. Но не заплакал.
Затем принялся поп над ним читать молитву, и запинался, и забывал ее. Взяв дите на дрожащие руки, уронил тут же в корыто, поставленное купелью. Младенчик и голоса не подал.
Отхлебывал поп из початой бутыли и обливал его водой в холодной купели — посинел младенец, но молчал. Поп же подумал:
— Все равно пропадет у потаскухи младенец, как помирали прежние.
И были: крестным отцом — пропойца кладбищенский сторож, а крестной матерью — старуха-сводница. Она, наклоняясь над младенчиком, чуть на него не падала. Не во что было завернуть дитя. Нашли дерюгу и завернули в дерюгу. Когда же выносили крещеного, то, о порог споткнувшись, свалился с младенцем крестный — в третий раз искупался малой — но не услышали даже писку. В избе стояли крик да топот, проминали полы сапогами подгулявшие кавалеры, звенели разбиваемые стаканы и наяривала гармошка. О крещеном забыли — взялись тут же крестины праздновать.
Младенец же заснул.
Назвали его Алексеем, в честь кривого кабатчика.
Понесли крестить своего сынка и благочестивые родители.
На паперти раскричался младенец и требовал всем своим видом, чтобы его распеленали. Когда же кроткая матушка его освободила — пустил длинную струйку. Отец, поглядев на это, обрадовался:
— Хорошо, что облегчился с паперти. Теперь окрестим его спокойно.
Но не прекращался надсадный крик. Затыкали уши приглашенные и покачивали головами:
— Эка раздувает он легкие, точно кузнец меха. Вот труба иерихонская!
Младенец орал точно резаный.
Когда же принялись опускать его в купель, окатил струйкой священника. Сказал тот, вытирая рясу:
— Не видывал я еще, чтобы младенцы, души безгрешные, пускали такую струю.
И зашептались стоящие:
— Откуда пролилось столько влаги на бедного нашего попа? Не иначе, пивной бочонок родился и нельзя завернуть ему краник.
Когда же понесли в алтарь младенчика, то едва его удерживали — вопил он и вырывался из рук. Приглашенные тихо говаривали: