Безумие на двоих
Шрифт:
– Это – мой дом. И я буду делать здесь все, что мне заблагорассудится. Захочу голым ходить – буду голым ходить. Захочу вломиться к тебе в комнату – вломлюсь. Захочу вещи твои из окна выкинуть – выкину. Уяснила?
Его низкий с хрипотцой голос опасно вибрирует, пальцы сжимаются в кулаки, и мне бы робко потупиться и отступить без боя. Но что-то снова щелкает в моем затуманенном мозгу, и я подаюсь вперед, едва не уткнувшись Матвею в грудь.
– По-моему, это тебе пора уяснить то, что свадьба состоится через две недели, независимо от твоих желаний.
Выстреливаю
Но Зимин-младший не делает ни первое, ни второе, ни третье. Он выпрямляется, самодовольно изгибает смоляную бровь и четко выверенным движением подцепляет узел на полотенце, отчего ткань разматывается и, облизав его ноги, падает на пол. Я же очень стараюсь не опускать взгляд ниже его носа.
– Посмотрим, Саша.
Бросает спокойно и расслабленно Мот и максимально неторопливо огибает меня, задев плечом. Вынуждая дернуться от разряда электрического тока, прошившего мое тело от макушки до пяток, и нервно прикусить губу, чтобы не разразиться истеричным воплем и не разбудить спящую в моей комнате маму.
И, закрыв чертову дверь на ключ, я заскакиваю в душевую кабину и встаю под мощную струю ледяной воды. Ожесточенно тру кожу мочалкой, пытаясь избавиться от невидимых следов, оставшихся после прикосновения Зимина. Слишком долго смываю с себя хлопья пены и до последнего не хочу покидать мое временное убежище. Только настойчивый стук в дверь намекает, что прогулять пары мне никто сегодня не даст.
– Сашенька, дочка! Что ты так долго? Матвей уже заждался тебя в гараже.
Перекрикивает шум стучащих о пластик капель мама, добивается обещания поторопиться и, конечно же, не видит, как испуганно я вцепляюсь в предплечья и прислоняюсь лбом к стене душевой, готовясь к очередному раунду измотавшего меня противостояния.
Глава 9
Мот
Делаю глубокий вдох, а перед глазами до сих пор разноцветные круги пляшут. Пальцы на автомате перебирают звенья брелока, а в мозгу вертятся варианты, как расстроить свадьбу отца и Бариновой.
Сжечь паспорта. Взорвать загс. Связать Сашку, заклеить ей скотчем рот, запихнуть в чемодан и отправить куда-нибудь на Камчатку, как особо ценный груз.
От ярких образов, нарисованных воображением, настроение с отметки «отвратительно» переползает на отметку просто «фигово», а губы сами искривляются в ухмылке садиста-маньяка. И я выуживаю из кармана джинсов мобильник, кликаю по красно-белой иконке и на полном серьезе просматриваю поезда дальнего направления.
Москва-Владивосток. Отличный ведь рейс.
Зависаю, едва не нажав «забронировать», и резко оборачиваюсь, услышав неуклюжий шорох за спиной, чтобы уткнуться равнодушным взглядом в Веру Викторовну.
Не принадлежащее ей место.
– Матвей, возьми. У вас пары сегодня допоздна.
Протягивает пластиковый лоток с кружевными ажурными блинчиками она, а меня, как щепку, швыряет в водоворот из причиняющих боль воспоминаний. Несколько лет назад мама вот так же собирала для меня в школу отбивные и сэндвичи, пекла шедевральные торты и отказывалась нанимать повара.
Твою ж…
– Спасибо.
Проглотив пару ложек несуществующего битого стекла, я выталкиваю онемевшим языком и принимаю из заботливых рук запотевшую посудину, пристроив ее на заднем сидении. А потом запыхавшаяся Сашка влетает в гараж и избавляет меня от необходимости продолжать беседу, в которой нам всем неуютно.
И уже через пять минут я оставляю и двухэтажный дом, и улыбчивую Веру Викторовну в теплом домашнем костюме далеко позади и до упора топлю педаль газа, пытаясь отвлечься и найти в скорости привычное успокоение.
Правда, Баринова-младшая совсем не облегчает мне задачу, запутываясь тонкими пальцами в еще влажных после душа волосах и прожигая мой висок своими огромными синими глазами.
– Я не знаю, что случилось между твоими родителями, Матвей, – берет небольшую паузу Саша, чувствуя, что ступила на тонкий лед моего терпения, обнимает себя за плечи и негромко произносит: – но моя мама любит Сергея Федоровича, и она заслуживает, чтобы ты дал ей шанс.
Дышит неровно, скользит ладонями по белому удлиненному пиджаку и ждет, что я ей на это отвечу. Но я упрямо молчу, укладывая стрелку спидометра до талого, и врубаю радио, где взорвавшие чарты группа поет что-то про юность и соседей.
Лимит моего красноречия исчерпан, Саша.
– Выходи.
Торможу у перекрестка икс, где обычно высаживаю Баринову, и наклоняюсь к ней, чтобы распахнуть дверь и быстрее избавиться от общества будущей сводной сестры.
Аромат цитруса и перечной мяты бьет в нос, раздражает обоняние, и меня тоже раздражает. Потому что девчонке очень идет этот свежий не приторный запах, выделяющий ее из толпы любительниц ванили и кокоса. И макияж дымчатый, превративший ее глазищи в два бездонных омута, тоже идет. И коса густая, которую она успела заплести, пока я по трассе гнал… идет.
И я не знаю, чего мне сейчас хочется: стянуть эту чертову заколку с блестящих прядей или намотать ее густые тяжелые волосы на кулак.
– Быстрее, Саша.
Цежу сквозь зубы, подгоняя девчонку, и с облегчением выдыхаю, когда она вываливается на асфальт. И еще какое-то время смотрю ей в спину, пока она не смешивается с серой невнятной массой спешащих куда-то прохожих. После чего замечаю забытый на пассажирском сидении рюкзак и, без угрызений совести, подцепляю его молнию.
Косметичка, конспекты, пособие, дневник…