Безумие на двоих

Гранд Алекса

На пару секунд мешкаюсь в коридоре, шнуруя белые кроссовки на высокой платформе, но этого оказывается достаточно, чтобы мама выплыла из кухни на шум и смерила меня заботливым взглядом Шерлока Холмса. Пытающегося найти во мне признаки изможденности и глубокой депрессии.

– Я блинчиков напекла. С творогом. Твои любимые. Покушаешь, дочь?

– Нет, спасибо, мамуль. Меня Аня уже заждалась.

Я вежливо отказываюсь и цепляю на лицо дежурную улыбку, притворяясь, что со мной все в порядке. Что сердце давно работает в нормальном ритме, больше не щемит под ребрами, и слезы не норовят пролиться неконтролируемым

потоком. Что я не переживаю, как там Матвей в своей армии, не загибаюсь без него и не забрасываю сводного брата сообщениями, на которые он упорно не отвечает.

– Куда вы, Сашуль?

– В торговый центр. По магазинам прошвырнемся, там что-нибудь перекусим.

Ложь слетает с языка, на удивление, легко и не вызывает ни капли дискомфорта, усыпляя бдительность моей чересчур мнительной родительницы. И я этим бессовестно пользуюсь, выскальзывая за дверь, и продолжаю утаивать, что в двух кварталах за поворотом меня ждет никакая не Анечка, а Игнат Крестовский в ярко-оранжевом Марковнике.

Призывно мигает фарами, стоит мне выскочить из-за угла, и нажимает на кнопку, врубая радиоприемник, заполняющий салон звуками пронзительной музыки, разрывающей душу. А я не узнаю в этом серьезном повзрослевшем за несчастных три месяца молодом мужчине прежнего рубаху-парня Креста, способного рассмешить окружающих одной только фразой.

– Привет, Саш.

– Здравствуй, Игнат.

Я тепло приветствую одногруппника и, повинуясь укоренившейся привычке, первым делом застегиваю ремень безопасности. Только после этого лезу в маленький рюкзачок, покоящийся у меня на коленях, и извлекаю оттуда сырники, которые, как мама уверена, я съела на завтрак.

– Угощайся.

– Ты-то сама когда последний раз нормально питалась?

Крест смотрит на меня с укором, но я лишь небрежно веду плечам и приклеиваюсь к запотевшему от моего дыхания стеклу. Намекая каким-то чудом втершемуся в мое доверие и ставшему приятелем Крестовскому, что пора трогаться. Пока, не дай бог, Сергей Федорович не решил куда-то смотаться.

– Ладно-ладно. Заткнулся.

Быстро сдается Игнат, пару месяцев назад убедившийся в том, что спорить со мной бесполезно, и осторожно стартует. Не подрезает никого, не лихачит, не нарушает правил. Помнит, что я по-прежнему боюсь большой скорости и непогоды.

Отстукивает рваный ритм по затертой оплетке руля и без происшествий доставляет нас к зданию клиники, паркуя авто рядом со входом. Достает из внутреннего кармана косухи пачку сигарет, вертит ее в длинных пальцах и убирает обратно, что-то для себя решив.

– Сама?

– Ага. Спасибо, Игнат.

Обмениваемся непонятными человеку со стороны репликами и расходимся по разным сторонам. Крестовский вскарабкивается на капот Тойоты и в очередной раз начинает шерстить соц сети в поисках крупиц информации о своей бывшей. Я же поправляю задравшийся воротник пальто и прочесываю спутавшиеся волосы пятерней, направляясь к парку, раскинувшемуся слева от больницы.

Дрожу от лихорадочного волнения, хоть приезжаю сюда не впервые, и выхватываю из нескольких силуэтов нужную мне фигуру. Едва не срываюсь на бег, стремительно преодолеваю жалкие метры и с трепетом наблюдаю за тем, как невысокая худая светловолосая женщина делает неуверенные осторожные шаги.

– Сегодня десять.

Она гордо сообщает

мне, лучась мягким волшебным светом, и опускается на лавочку, похлопывая ладонью по полированному темно-коричневому дереву. Дышит прерывисто, оттирает со лба блестящие капельки пота и выглядит по-детски счастливой.

– Это прекрасно, Марина Марковна! Просто замечательно.

– А у тебя как дела, Сашенька? Матвей не объявлялся?

Без злого умысла интересуется Зимина, мне же приходится заталкивать в легкие новую порцию воздуха и смаргивать влагу с ресниц.

– Отцу не пишет, мне тоже. С одногруппником периодически общается.

Говорю вроде бы спокойно, а по ощущениям, как будто стекловату жую, закусывая канцелярскими кнопками. От Крестовского я знаю, что Мот попал на Урал в мотострелковые войска. Что он наладил отношения с каптером, послал военного психолога на все органы ниже ватерлинии и разругался с ротным, поэтому теперь не вылезает из нарядов. А еще совершенно не парится по поводу службы и ее тягот и не собирается комиссоваться из-за какой-нибудь вымышленной болезни или просить Сергея Федоровича перевести его обратно в Москву.

 Бережно прокрутив имеющиеся в памяти факты, я вцепляюсь пальцами в полы пальто и возвращаю на лицо непринужденную улыбку. Торопливо меняю тему и хочу быть источником положительных эмоций для Марины Марковны особенно тогда, когда в ее состоянии наметился существенный прогресс.

Рассказываю ей о том, что подтянула учебу, закрыла хвосты с первого семестра и записалась на плавание. О том, что не пропускаю пары, тщательно готовлюсь к практическим занятиям и планирую дополнительно изучать испанский. Только молчу о том, что делаю все это лишь для того, чтобы занять время и заполнить образовавшуюся после отъезда Матвея пустоту.

Молчу о том, что иногда просыпаюсь в холодном поту от кошмаров и зажимаю рот ладонями, чтобы не закричать. О том, что до сих пор нервно вздрагиваю, если автомобиль, в котором я нахожусь, кто-то подрезает. Но все равно делюсь с Мариной Марковной куда большим, чем с собственной матерью.

– Спасибо, что проведала, Сашенька. В следующую пятницу буду тебя ждать.

Благодарит меня Зимина, когда наше свидание подходит к концу, и бережно гладит по волосам, указывая подбородком на приближающегося к нам врача, катящего застеленную одеялом коляску. И я отчего-то думаю, что этот высокий импозантный мужчина с большими руками и добрыми светло-голубыми глазами проявляет повышенный интерес к ее лечению, не потому что он чересчур ответственный или ему много за это платят. А потому что она просто ему нравится.

– До встречи, Марина Марковна.

Оставив не подкрепленные ничем догадки при себе, я мажу губами по ее щеке и поднимаюсь со скамьи. Стряхиваю невидимые пылинки с пальто и запрокидываю голову вверх, ловя языком редкие срывающиеся с неба снежинки. Наслаждаюсь мимолетным моментом и, как ребенок, радуюсь тому, что здесь никто меня не одергивает, не делает замечаний и не пытается научить жить правильно.

Так что я неспешно кручусь вокруг своей оси несколько раз, после чего останавливаюсь, чтобы напоследок помахать Зиминой и устремиться к выходу из парка. А потом пинать носком кроссовка сугробы, прятать руки в карманы и считать дни до дембеля Матвея. Девять месяцев – это не так много, правда?