Безумная неделя, или Майские хлопоты
Шрифт:
– Их что, обокрали?
– Я не знаю. Подробностями со мной никто не делился.
Понятно. Выходит, Глеб, озабоченный проблемами безопасности, реагирует на любые происшествия в «Атланте», поэтому и увольнение Юли, сопровождаемое дикими слухами, его зацепило. Возможно, от меня он надеялся получить какую-либо информацию, странно только, что до сих пор не особо приставал с вопросами.
– Так зачем вы решили поговорить со мной? – прямо спрашиваю я.
– Поддался порыву. – В глазах Глеба неожиданно мелькают чертики, приводя меня в смятение
– И что дальше?
– Если вам вдруг понадобится помощь, можете на меня рассчитывать.
– То есть, если наберется еще парочка странностей, вы в любой момент готовы их со мной обсудить?
– Я имел в виду что-нибудь более существенное. Но обсуждение странностей тоже подойдет.
– Ладно, договорились, – обещаю я почти серьезно.
– Мои координаты, на всякий случай, – Глеб протягивает мне визитку.
Я послушно принимаю прямоугольник из плотного картона и собираюсь уже засунуть его в кармашек сумки, но невольно бросаю взгляд на черно-белый текст. Логотип фирмы, должность, телефоны – все как положено.
– Фирма находится на четвертом этаже, – напоминает Глеб.
Это к чему? Неужели…
Ладно, не буду прикидываться, намек мне ясен.
Как и то, что безумие заразно.
Юля
Сентябрина смоталась в магазин, заказала пиццу и ушла отмокать в ванную, оставив меня в одиночестве досматривать кино. Из потрясающей гидромассажной ванной раньше, чем через час сестра не вылезет, а значит, у меня есть время, чтобы взять себя в руки и перестать распускать нюни.
Подумаешь, потеряла работу! Не я первая, не я последняя. Будем жить дальше, потихоньку, минута за минутой, час за часом… И когда-нибудь мне станет легче. Лет через сто. Или раньше, если удастся добраться до Железнова и выцарапать ему глаза.
Сигнал домофона заставляет меня покинуть уютный диван. Я расплачиваюсь за пиццу и ныряю обратно в подушки. Как хорошо, что есть Майя, у которой есть собственная квартира, где можно, закутавшись в мягкий плед, объедаться калорийной едой, смотреть старые комедии и не думать о завтрашнем дне.
После трех кусков пиццы я чувствую себя немного лучше и почти с искренним интересом таращусь в экран. Даже улыбаюсь в нужных местах. Мне хочется полностью раствориться в чужой, выдуманной жизни, лишь бы не вспоминать о своей собственной.
Увы, навязчивые мысли отступать не собираются. Особенно докучает одно соображение: не слишком ли быстро я сдалась? Может, если бы я отказалась писать заявление и Железнов, в соответствии со своими угрозами, попытался бы организовать мне увольнение по статье, на него нашлась бы управа?
Чем дольше я думаю об этом, тем яснее понимаю, что мои шансы на восстановление справедливости были весьма высоки. Всего-то и стоило дождаться Елену, и она бы ни за что не позволила испортить мне трудовую книжку. И вообще, кто, кроме непосредственного начальника может судить о том, насколько работник соответствует занимаемой должности?
Но к чему сейчас эти умозаключения, если я собственноручно подписала свой приговор? Конечно, Железнов меня умело спровоцировал. Как будто прекрасно понимал, что только так от меня можно избавиться. Но почему? Что я ему сделала? Ответ, впрочем, очевиден – ничего! До прошлой недели я даже не знала о его существовании. Наверное, он просто хотел показать «Атланту» кто теперь главный, а тут я и подвернулась – нервная впечатлительная блондиночка, на раз-два заглотившая наживку.
Слабохарактерная идиотка. Нюня. Мямля, не умеющая шевелить мозгами в стрессовой ситуации. Давайте смотреть правде в глаза – я получила именно то, что заслужила своей бесхребетностью. Даже если бы я сообразила, что еще есть смысл потрепыхаться, это бы ничего не изменило. Я бы просто не смогла вернуться в отдел, все объяснить и ждать окончательного решения руководством моей судьбы. Я бы разревелась на глазах у коллег и от подобного унижения непременно застрелилась.
Рыдать перед сестрами не столь страшно, но и с этим пора заканчивать. Ежу ясно, что своим несчастным видом я причиняю им боль. Значит, надо найти в себе силы и убедить их в том, что я вполне справилась с эмоциями и не собираюсь слишком долго предаваться греху уныния. Слышала, психологи советуют улыбаться, даже когда совсем не до веселья, и тогда внутреннее состояние постепенно придет в соответствие с выражением лица. Вот и буду улыбаться, тем более, что я, кажется, смотрю комедию.
Я растягиваю рот до ушей и обращаю взгляд на экран, полная решимости выдавить из себя смех при первой же возможности.
Черт, титры.
К счастью, следом за окончившимся фильмом сразу начинается новый. Хорошо, что это старые, добрые, милые уму и сердцу «Девчата». Забавно звучит: «старые девчата». А как по-другому скажешь, если кино снято в начале шестидесятых, многих исполнителей уже и в живых то нет…
Сейчас так не снимают. И сейчас так не живут, не работают, не чувствуют… Как все это грустно…
Я смотрю на веселую, забавную Тосю, читающую лесорубам лекцию о картофельных блюдах, и на глаза сами собой наворачиваются слезы.
Да, перестала ныть, называется.
В дверях заворочался ключ – вернулась Майя.
И меня снова скрючивает спазм, на сей раз от стыда. Я не сомневаюсь: Майя давно сообразила, что я сваляла колоссального дурака, но ни словом, ни взглядом меня не упрекнула и, бросив все свои дела, ринулась на помощь. А я осталась валяться на диване и проливать слезы. Ничтожество.
– Пицца? – принюхивается сестра. – Хорошо, что я пирожными не соблазнилась, хоть и очень хотелось.
– Это где же тебя пирожными искушали, в «Атланте»? – поражаюсь я.