Безумная

========== Часть I. ==========

Вот у них скулы чётко разграничены на лице, в радужках глаз беснуется Аравийское море, а от запястья к сгибу локтя простираются чернильные олени с ветвистыми рогами, в которых путаются геометрические фигуры, но по-настоящему их понимают единицы из родного класса. Если Петя Никонов ещё как-то держится в тренде за счёт приличного размера в штанах, то Влада Александрова совсем не формат из-за неприличного количества татуировок в почти восемнадцать.

Нет, их не не любят, их сторонятся. Потому что у них в арсенале скулы, что

острее холодного оружия.

***

Они сидят на задней парте среднего ряда, туда обычно не доходят взгляды одноклассников, даже солнце не часто радует их своим присутствием; оно чаще всего обжигает холодным золотом хрупких феечек в клетчатых сарафанчиках с первых парт. Влада тоже тонкокостная и кукольная, только диснеевские и марвеловские татуировки добавляют ей массы в чужих глазах.

За окнами класса туман валит молочным паром, как из эмалированных кастрюль, и дрожащих лип совсем не видно. Мерные вибрации голосов сгребаются в огромный ком и не раздражают, в общем-то, Пете и Владиславе есть чем занять себя.

— Молодые люди на последней парте, положите руки на стол, пожалуйста, — просит новый учитель химии. — Они вам ещё понадобятся на моих уроках, — его карие глаза будят во Владе воспоминания о Юге и инжире, вспотевшем на солнце; и она сводит колени, зажимая ими влажные пальцы Петьки.

***

Влада закуривает неслучившийся оргазм в мужском туалете; кто-то заедает, а она закуривает, парадокс. Где-то за парком с непрочными каруселями и советскими статуями стучат по рельсам пригородные поезда, скрипят железные брикеты вагонов, безликие пассажиры дышат воздухом в плюс тринадцать градусов.

Сигаретный пепел оседает на дешёвом кафеле серой корицей, как и меланхоличное настроение Александровой, когда в туалет заходит химик. Мирон Дмитриевич, кажется… Сейчас начнутся фейерверки из подручных химических средств, что должны были уйти на лабораторные работы; Влада морально готова.

— Ненавижу курящих девушек, — вырывает из её рук окурок и бросает его в пасть унитаза, рыгающего водой, — напоминают блядей.

— Нелитературные выражения какие-то, не находите?

— А я и не литературу веду. Завтра с родителями в школу.

— Брат придёт.

— А родители шахтёры?

— Почти, археологи.

***

— Мерзковатый тип, — говорит брат, выходя из класса Мирона Дмитриевича. — Если ещё будут подобные просьбы с его стороны, шли на три весёлые алфавитные буквы, мне некогда заниматься такой ерундой. Но сигареты, пожалуй, конфискую.

Влада покорно отдаёт смятую пачку «Винстона» брату и улыбается, вынимая из заднего кармана его джинс сложенные пополам денежные купюры; мол, компенсация это.

Она покупает в ближайшем ларьке «Парламент» и понимает, что лето совсем исчезло в растворителе осени. Мелко моросит дождь.

***

К концу сентября и без того рассыпающиеся фрески на соседствующих со школой трёхэтажных домах трескаются с особой силой; и так каждую осень. Опальные яблони, образующие редуты, вязнут в паутинной утренней дымке; разлагающиеся яблоки дремлют в волнах прелых листьев.

Влада

пьёт кофе из бумажного стаканчика около яблони под номером восемь и ждёт Петьку, который совсем запропастился, пока она выкашливала гланды в квартире с тёмными занавесками.

— Владик, ты столько всего пропустила, — у его пальто рукава закатаны до локтей, и татуировка оленя безразлично взирает на девушку; или ей просто чудится… — Оказывается, у тридцатичетырёхлетнего Мирона Дмитриевича есть дочь нашего возраста.

Влада находит «дочь» без лезвенных скул в школьном коридоре третьего этажа; зато у неё есть пшеничные волосы, закрученные к концам милыми кудряшками, похожими на пышные злаковые ростки. Разве этого мало, чтобы неосознанно отбить у неё Никонова?

А Никонов и рад отбиваться.

Ведь они даже не любовники. Так… трогают друг друга под партой.

***

Разделить сиамских близнецов Владиславу и Петра удаётся только химику. Он настоятельно просит девушку пересесть на первую парту; наверное, боится, что у парня затекут руки вытрахивать из неё оргазмы.

Влада садится рядом со златовласой нимфой, в то время как к Петьке подсаживается «пшенокудрая» дочь Мирона.

Рокировка не в пользу Александровой. У неё под бледным слоем кожи кипит, шипит, скворчит соляная кислота ревности, и даже аккуратно постриженная борода химика не может остудить жарящееся мясо.

Мирон улыбается Владе, и ей хочется выкашлять ему в раствор хлора лёгкие.

***

Никонов гуляет с «Мироновной» после уроков и, как дурак, таскает её сумку.

В одну из сред Влада замечает, что из редута выпала (их) яблоня под номер восемь; она смертельно заболела и умерла. Это ничего не значит, просто олень на его руке по-доброму смотрит на дочь учителя химии, а на неё никак. Совсем.

Четверг распадается на дожди, грозы и частички октября.

Влада снова курит в мужском туалете и наблюдает за тем, насколько глупо себя ведёт Петька рядом с «Мироновной».

— Неприятно, правда? — Мирон Дмитриевич подсаживается на подоконник к ученице и кивком головы указывает на резвящихся одноклассников.

— Вы же можете положить конец этому, правда? Дочь же ваша! — она намеренно затирает в голосе жалость и мольбу, хотя её нутро кувыркается.

— А мне нравится этот мальчик, знаешь ли. Учится в разы лучше тебя и татуировок у него меньше, — учитель косится на чёрный плащ Бэтмена, выглядывающего из-под юбки Влады.

— Я посмотрю, как Вы заговорите, когда ваша дочечка придёт домой с татуировкой на полспины, — упирается теми самыми татуированными оленьими рогами девушка.

— Она вольна делать со своей жизнью то, что вздумается.

— Блефуете. Некрасиво. Вот я курящая, цитирую, блядь, и ваша будет такой же, если упрочит отношения с Петькой. Я его знаю, — как на духу.

Мирон Дмитриевич, наверное, мысленно вырывает ей челюсть, а на деле он просто затыкает её поцелуем. Его язык режет полость её рта бритвой, и слюна превращается в мышьяк и бромгексин одновременно. И пьяно, и страшно, и о Никонове не думается. Наконец-то.