Безумное обещание
Шрифт:
Джеб сделал еще глоток. От рома чай стал душистым и не таким горьким. Джебу казалось, что ром проникает ему прямо в кровь и та закипает. Суп был на удивление вкусным — картофель и другие овощи вперемешку с кусками говядины.
Карлик вытащил из кармана странного вида трубку, набил ее табаком и раскурил от уголька, который держал скрюченными заскорузлыми пальцами. Озноб у Джеба постепенно проходил. В каюте было нечем дышать от дыма, гари и кухонных запахов. Прямо над очагом в потолке имелось круглое отверстие для вытяжки, но весь чад прибивало к полу.
Запах табачного дыма вызвал
— Что это у вас за трубка? Я никогда такой не видел.
— Я сам ее смастерил, — самодовольно крякнул карлик. — Называется кукурузная кочерыжка. Сделана она из выдолбленного початка и тростника. Тянет великолепно и ароматизирует табак.
— Можно здесь на борту раздобыть сигару?
— Боюсь, что нет, эсквайр. Когда придем в Сент-Луис, вы сможете купить себе сигар.
— Как себя чувствуете теперь, дружище Хоукинс? — раздался из дверей знакомый голос капитана.
— Гораздо лучше, сэр, спасибо. Мы очень признательны вам за гостеприимство, — ответил Джеб, оборачиваясь.
— Не стоит благодарности, это мой долг, — просто отозвался Кэп и тоже подсел к очагу. — Как насчет кружечки той отравы, которую ты называешь чаем, Эзра? И не забудь добавить рому. Эзра утаивает ром для себя. Мошенник, одно слово. А его чай без рома такой горький, что невозможно проглотить. — Кэп взял кружку и отхлебнул из нее. — Вы уже успели познакомиться с нашим поваром Эзрой Боггсом, дружище Хоукинс? По крайней мере сам он так себя называет:
— Можете сколько угодно смеяться надо мной, Кэп, но на всей реке нет другого человека, который может из любой ерунды состряпать такое, что пальчики оближешь!
— Что верно, то верно, Эзра, — кивнул капитан. — Эзра плавает со мной с тех самых пор, когда я впервые около двух лет назад стал возить уголь по реке. Из старожилов больше никого не осталось. Приходится почти каждый рейс нанимать новую команду, капитан Хоукинс.
Работа на барже очень тяжелая, и обычно матросы после первого же плавания бегут.
— Боюсь, я больше не имею права называться капитаном, мистер Клейборн, — мрачно заметил Джеб.
— Почему же, сэр? — Карие глаза Кэпа моментально стали серьезными.
После минутного колебания Джеб рассказал ему свою печальную историю.
— Да, мятежники жестоко обошлись с вами. Если доберетесь до Англии, вам не поздоровится. Хозяин фрегата сотрет вас в порошок. Еще мальчишкой я плавал на морских судах и всякого повидал. Такая жизнь оказалась мне не по нутру. Дружище Хоукинс, а если взглянуть на это дело с другой стороны? Может быть, и к лучшему, что вы теперь свободный человек?
— Я с детства на море и не представляю себе другого занятия в жизни.
— Но что мешает вам попробовать себя в чем-то другом? В здешних краях для умного и предприимчивого человека открывается масса возможностей схватить фортуну за хвост. Как только король Георг прекратит эту заварушку, судоходство на реке станет куда более оживленным, чем теперь. И потом… — Кэп прищурился. — Если женщина торгует своим телом, то какая ей разница, с кем спать.
Слова Кэпа заставили Джеба вспомнить о Саре, Это замечание не рассердило его, поскольку он даже не обмолвился о Саре, рассказывая свою историю.
— Я не хотел обидеть вас, дружище Хоукинс, — сказал он.
— Вы и не обидели, Кэп. — Джеб отхлебнул из кружки. — Знаете, чего я не могу понять? Почему вы идете только по ночам?
— Да уж, — усмехнулся Кэп. — Естественно, что такая вещь может показаться странной морскому капитану. Дело в том, что испанцы приняли эдикт и установили блокаду на реке. Они запрещают британским и колониальным судам доставлять грузы в Новый Орлеан. При этом сами они нуждаются в угле, который я перевожу, не говоря уж о том, что их собственные грузы лежат на складах из-за отсутствия транспорта. Поэтому они сквозь пальцы смотрят на наши передвижения. Но они иногда задерживают проходящие через посты суда. Правда, делают это не раньше, чем мы разгрузимся в Новом Орлеане. Владельцам плоскодонок проще: они разбирают суда после разгрузки и продают их на доски. Перевозчикам угля куда труднее.
Вот я и взял за правило уходить под покровом ночи как можно дальше от новоорлеанского порта. У испанцев есть еще один пост выше по реке — быстроходные лодки и орудия. Они часто преследуют баржи, а иногда и топят их.
Но поскольку у них нет речной карты, их легко обвести вокруг пальца. — Кэп осушил свою кружку и поднялся. — Мне нужно обойти судно и приставить к делу лентяев. А вы с парнишкой отдохните пока. С утра, если будете в силах, поможете ребятам на баграх. Большая часть моего экипажа осталась в Новом Орлеане, пришлось нанять каких-то бродяг, которые ни черта не смыслят, да еще и ленивы к тому же.
— Я буду рад помочь вам, чем смогу, Кэп. И не важно, кто я есть.
— Действительно, здесь это не важно. — Кэп усмехнулся. — Главное — знать, что на человека можно положиться.
— Сердечное спасибо за добрые слова, сэр.
Кэп с полнейшим безразличием махнул рукой и вразвалку направился к двери.
— Мы можем где-нибудь здесь поспать, Эзра? — спросил Джеб у кока, заметив, что Тим уткнулся носом в колени и уже почти спит.
— Берите любой тюфяк, эсквайр. Здесь, правда, не гостиница, и я не могу поручиться за отсутствие паразитов.
Джеб встал и ткнул Тима мыском сапога в бок. Юнга поднял голову и глянул на капитана осоловевшими глазами. Джеб помог мальчику встать и отвел его в угол, где было потемнее и не так душно. Здесь уже спал человек, завернувшись в клетчатое одеяло и еле слышно похрапывая. Джеб развернул два тюфяка, уложил Тима и устроился сам. Усталость одолела его, но сон не приходил. Вытянувшись на спине и заложив руки за голову, Джеб уставился в закопченный потолок.
Его положение было ужасным. Без средств к существованию и без всяких перспектив, без работы, вдали от родины, не зная местных обычаев — на что он мог рассчитывать? Однако Джеб всегда верил в себя, в свою волю, в способность выжить в любой ситуации. И все же его гордость была уязвлена тем, что в один миг он превратился из капитана морского судна, блестящего офицера и состоятельного человека в нищего бродягу. Необходимость смириться с тем, что ему никогда больше не стоять на капитанском мостике, угнетала его.