Безумный бог
Шрифт:
Маск принял вид беспомощной женщины и, не обращая внимания на сенешалей, обратился к Келемвару:
– Ты говоришь, что не любишь воров? Но ты сам кое-что у меня украл! – Тоненький голосок Повелителя Теней не принадлежал ни мужчине, ни женщине. – Хотя, возможно, это была всего лишь ошибка.
– Ошибка! – Келемвар подался вперед, но вовремя себя сдержал, чтобы не вскочить с трона. Обвинить бога в ошибке было еще худшим преступлением, чем сказать, что он вор. Келемвар сразу понял, что Маск своими речами хочет спровоцировать его на необдуманный шаг. – Объясни
Темную фигуру Маска охватила дрожь, но он быстро взял себя в руки и продолжил:
– Это ведь ты судил некоего Авнера из Хартсвейла, не правда ли?
Хотя после Авнера перед Келемваром прошли тысячи душ, божественная память безгранична и совершенна. Повелитель Смерти сразу понял, что речь идет об одном беспризорнике, выросшем на улицах Хартвика, который обкрадывал честных купцов и тех, кому хватало глупости приблизиться к нему. Один мастеровой, по имени Тавис, пожалел мальчишку и научил зарабатывать себе на хлеб честным трудом, и тогда Авнер бросил воровство, превратившись в самого честного парня во всем королевстве Хартсвейл.
– Авнер отдал свою жизнь, спасая королевское дитя, – сказал Келемвар. – Я отослал его душу Торму Правдивому.
– И лишил меня того, что мне причитается. – Тощая фигурка Маска начала обрастать выпуклыми мышцами.
– При чем, здесь ты? – фыркнул Келемвар. – Как только душа попадает в Город Мертвых, я могу с ней делать все, что пожелаю.
– Наказывать, как пожелаешь, а не передавать своим дружкам!
Мускулистая фигура здоровяка стала ростом с горного великана, так что Жергалу было трудно ее сдерживать, но Келемвар лишь презрительно улыбнулся, глядя на неуемные притязания Повелителя Теней, и ничего не сказал.
– Авнер был одним из моих Лживых! – продолжил Маск. – Он был вполне счастлив, молясь у моего алтаря в то время, когда только воровство помогало ему набить живот, но какие почести он оказывал мне после того, как мастеровой взял его к себе? Никаких! В последний год своей жизни он не украл даже медяка!
Келемвар пожал плечами:
– Смертным позволено меняться в течение жизни… особенно к лучшему.
Маск перестал бороться и превратился в издерганного старика.
– Авнер изменился… но разве он поменял богов?
– Что ты имеешь в виду?
– Разве Авнер поклонялся Торму? Приносил пожертвования на его алтарь?
В эту секунду в дверях появился еще один Жергал.
«Торм намерен войти в Хрустальный Шпиль, как его о том просили».
– Кто просил?
Маск превратился в полное подобие Повелителя Смерти.
– Надеюсь, ты не против, – и голос Повелителя Теней в точности копировал голос Келемвара. – Это я взял на себя смелость. Уверен, ты захочешь завершить дело как подобает.
Келемвар тут же поднялся, но Торм успел объявиться перед Хрустальным Троном. На ладони бога Долга сидел светловолосый юноша с серыми глазами: Авнер из Хартсвейла.
Торм уставился на обоих Келемваров, потом увидел, как одного из них держат два Жергала, и понял, что это самозванец.
– Я привел юношу, о котором идет речь.
– Прости за беспокойство, Торм, но я не приглашал тебя сюда.
– Зато я приглашал, – перебил Маск, становясь на этот раз эльфом. – Мне просто захотелось узнать, обращался ли когда-нибудь к тебе в своих молитвах Авнер из Хартсвейла.
Юноша, сидящий на ладони Торма, побледнел, а бог Долга ответил:
– Нет. Он отдал свою жизнь, повинуясь долгу.
– Но это ведь не поклонение, – возразил Маск. – Он когда-нибудь приносил жертву на твой алтарь?
Торм нахмурился, бросил взгляд на Келемвара и неохотно покачал головой.
На лице Маска сверкнула белозубая улыбка. Он превратился в некую богиню разрушения с шестью руками и, сунув одну из них под плащ, извлек оттуда целый ворох блестящих предметов, которые и протянул смертному на ладони Торма.
– Помнишь, что это, Авнер?
Юноша уставился на побрякушки и удивленно выдохнул:
– Я подарил их Дианкастре!
– Но она ведь богиня, которой поклоняются великаны, а ты всего лишь смертный. – Хотя тело Маска по-прежнему оставалось телом шестирукой богини, лицо его изменилось, превратившись в крупный лик хитроумной великанши Дианкастры. – Твои подношения попадали ко мне, – как видишь, я могу принять любой облик на своих землях.
Челюсть у юноши отвисла, он зашевелил губами, но не произнес ни единого слова.
– Итак, подведем итог: твоей обычной данью была одна монета в неделю. Сколько всего получается? Семьсот десять? – Маск начал пересыпать медяки из одной ладони в другую. – Не следует забывать и об особых подношениях: серебряный самородок, медная щетка, кусок льна… – Пока Повелитель Теней перечислял названные предметы, они падали ему на ладонь. – А вот и агатовый камешек. Насколько я помню, это был твой первый подарок…
– Довольно, – сказал Келемвар. – Эти приношения не имеют значения. С Лживыми я тоже поступаю как мне заблагорассудится.
Торм поднял руку и заговорил с перепуганным юношей:
– Авнер из Хартсвейла, ты умер благородной смертью, если когда-нибудь в своей жизни ты произнес хоть слово молитвы в мой адрес, я буду горд оставить тебя в своем царстве навсегда.
– Но моя жизнь была… – Смертный замолчал, поникнув головой. – Прости меня, Правдивый. Мне следовало бы знать, что из всех богов только ты не можешь пренебречь своими обязанностями.
– Отлично сказано, – заметил Торм. – Нам будет тебя не хватать.
Правдивый собрался передать Авнера Маску, но Келемвар шагнул между ними и протянул руку. – Лживый принадлежит мне, в моем царстве всегда найдется место для такой верной души, как Авнер. – Повелитель Смерти ловко подхватил Авнера с ладони Торма и отошел обратно к своему трону. Из спины юноши выросли два черных крыла, и Келемвар сказал: – Авнер из Хартсвейла станет первым Серафимом Смерти.
– Тоже мне, Серафим Смерти! – презрительно фыркнул Повелитель Теней. – Что он будет делать? Распевать во славу разложения?