Безумный корабль
Шрифт:
– Я знаю.
– И я знаю, что ты знаешь. Еще я думаю, ты понимаешь: долго он такого не вынесет. Каждый день и каждый миг он боится, что вот сейчас за ним придут… А ведь он даже спать не может, отрешаясь тем самым от реальности! Вот и приступы безумия у него последнее время что ни день… Я уж всячески стараюсь ограждать его от волнений, но он ведь не дурак! Он знает, что его жизнь под угрозой, и понимает, как мало он способен за себя постоять…-Было темно, но Брэшен некоторым образом чувствовал силу ее взгляда. – Ты должен помочь нам, – сказала она.
– Я бы и рад, да что я могу сделать?… Не знаю уж, чего тебе про меня наговорили
– По-твоему, значит, я должна просто взять и сдаться? – мягким голосом осведомилась она. – И пусть он окончательно сходит с ума, а потом явятся «новые купчики» и на буксире уволокут его прочь, чтобы разделать на чурбачки для поделок? Ну и как мы после этого в глаза посмотрим друг другу? Что мы друг другу скажем? Что все равно были бессильны помочь? Что до последнего не верили в такой ужасный конец?… И ты думаешь, это снимет с нас вину?…
– Вину? – Брэшен так и вспыхнул: похоже, эта женщина собиралась повесить на него еще и ответственность за то непотребство, которое здесь происходило. – Я, между прочим, ничего скверного не совершил! И совершать не намерен! Так что я-то уж всяко ни в чем не виновен!…
– Половина всех зол в этом мире совершается именно оттого, что добрые и славные люди просто стоят в сторонке и ничего не делают. Не всегда бывает достаточно просто уклоняться от зла, Трелл. Надо творить добро. И даже если ты сам не веришь, что оно превозможет.
Он спросил со злой и едкой насмешкой:
– И если заранее знаешь, что глупо даже пытаться?
– В таких случаях – особенно, – мило улыбнулась она. – Именно так это и происходит, Трелл. Ты разбиваешь себе сердце о холодный камень этого мира. Ты просто бросаешься на него, держа сторону добра, и не задумываешься о цене. Только так дело и делается…
– Какое еще дело? – спросил он, начиная уже по-настоящему злиться. – Я должен непременно добиться, чтобы меня грохнули? Ради того, чтобы потом меня назвали героем?
– Может быть, – согласилась она. – Может, и так. Во всяком случае, только таким образом ты оправдываешь свои дни на земле. И вправду делаешься героем…-Янтарь склонила голову набок и окинула Брэшена оценивающим взглядом: – Только не рассказывай мне, будто никогда не мечтал стать героем…
– А вот и не мечтал! – бросил он с вызовом. Совершенный вдалеке еще продолжал крыть кого-то многоэтажными матюгами. На слух его брань казалась бессвязным бредом пьянчужки. Брэшен повернул голову и стал смотреть на несчастный корабль. Костер бросал желтые блики на его изрубленное лицо… Чего она ждала от него, эта женщина? Он не мог оказать никакой помощи Совершенному. Он вообще никого в этой жизни не мог выручить. – Я всегда хотел только одного: жить своей жизнью, – сказал он угрюмо. – Так ведь и того, прах побери, не получается.
В ответ раздался негромкий смех.
– А все потому, что ты раз за разом отступаешься, отворачиваешься, избегаешь… – Янтарь тряхнула головой. – Да открой же наконец глаза, Трелл! Непотребство и безобразие, от которого ты старательно отстраняешься, и есть
Он прошипел:
– Хватит уже меня так называть!
Собственная фамилия была ему как соль на раны.
Янтарь вдруг с силой стиснула его запястье:
– Нет! Это я говорю тебе – хватит! Хватит числить себя сыном, от которого отказался отец! Да, ты не оправдал его ожиданий; но разве это означает, что ты – вообще никто? Да, ты несовершенен. Ну и что? Так прекрати же считать всякую ошибку, которую ты совершаешь, уважительной причиной для признания полного поражения!
Брэшен выдернул у нее руку:
– Да кто ты такая, чтобы так со мной разговаривать? Откуда бы тебе вообще все это знать?…-И, еще не договорив, понял с горькой обидой, откуда она столько о нем разузнала.
От Альтии.
Альтия болтала о нем с резчицей. Вот еще выяснить бы, что именно она ей наговорила?… Он посмотрел в лицо Янтарь и внутренне содрогнулся, поняв, что Альтия рассказала ей ВСЕ. Все без утайки…
Брэшен повернулся и быстро пошел прочь. Он только надеялся, что милосердная темнота скоро укроет его.
– Брэшен! Брэшен!…-свистящим шепотом окликнула его Янтарь.
Он продолжал шагать.
– Куда ты, Трелл? – Уже не шепот, а хриплый крик в темноте. – Неужели надеешься от себя убежать?…
Он не ответил. Потому что ответа не было.
Кажется, сырость угробила-таки домашние тапочки… Малта закинула их в дальний угол чулана, где хранилась ее одежда, и взяла теплую рубашку. Несмотря на летнюю пору, она до костей продрогла за время своей ночной вылазки. Потом она сняла с полочки сновидческую шкатулку. Выудила пакетик с порошком, который до поры до времени хранила внутри мешочка с травами, помогающими при головной боли. Сдула с пакетика приставшие травяные крошки… И стала распускать тоненькие завязки, заранее трепеща от волнения. Она вытрясла содержимое пакетика внутрь шкатулки и хорошенько растрясла, так, что в воздухе повисла тонкая сверкающая пелена порошка.
Малта отчаянно чихнула и плотнее прижала крышку коробочки. Гортань охватило странное ощущение: плоть онемела, но в ней разлилось тепло. «Хорошенько потряси, выжди, а потом открой шкатулку и поставь рядом с постелью…» – мысленно повторила она знакомое наставление. Она продолжала трясти шкатулку, идя к кровати. Откинула покрывало, забралась в постель и поставила открытую шкатулку на столик. Задула свечу. Откинулась на подушки. Закрыла глаза…
И стала ждать.
Она была полна радостного предвкушения, но оно же и подводило ее. Малта никак не могла уснуть. Некоторое время она просто лежала с закрытыми глазами, ожидая, чтобы пришел сон. Не помогло. Тогда она стала сосредоточенно думать о Рэйне.