Безумный рейс
Шрифт:
Я набрала в грудь воздуха, напряжённо соображая, что сказать. Попробуй за одну-две минуты охватить такую широкую тему!
– Мы общаемся с животными. Играем с ними. Даём разные задачи и смотрим, как они с этими задачами справляются. Таким образом проверяем, способны ли они, например, считать, понимают ли разницу между треугольной и квадратной формой, какие цвета различают, какую информацию способны передавать друг другу.
– То есть вы дрессируете их, как в цирке?
Теперь в её голосе проявляются обвинительные нотки. Зелёные уже давно выступают против цирковых номеров с участием животных. В чём-то
– Нет, - жёстко отрезала я, уже понимая, с какой целью меня попросили «ответить на несколько вопросов». – Это не дрессировка. Мы не заставляем животных выполнять те или иные действия. Мы создаем экспериментальные условия и смотрим, как именно животные сами себя поведут.
– Ну хорошо, - нетерпеливо перебила меня журналистка: такие подробности не интересны ни лично ей, ни – что значительно важнее! – её целевой аудитории. – Скажите, а вы держите зверей в клетках? Как в зоопарке?
– Почему именно в зоопарке? – Почувствовав агрессивное отношение с её стороны, я тоже начала злиться. – Многих домашних животных тоже содержат в клетках.
– Вы изучаете домашних животных?
– Не только.
– И как они попадают к вам в лабораторию? Есть специальные люди, которые на них охотятся?
– Вот же стерва!
Это уже не в записи, это Алекс не выдержал и прокомментировал со своего ложа.
– Говорю же, выключайте! Зачем гадости на ночь глядя смотреть? – возмутилась я. – Мне вообще-то не доставляет удовольствия в очередной раз наблюдать, как из меня делают девочку для битья.
– Глупости, - отрезала Янлин. – Ты отлично ей отвечала. Уверена, нормальные зрители всё поняли. Там чуть-чуть осталось, давайте уже дослушаем!
Пока мы спорили, моя голографическая копия уже успела ответить, что нет, охотников за головами мы не нанимаем, и вообще к нам прибывают только те звери, которые и так живут в неволе, зачастую с рождения. Соответственно в естественной среде вполне могут и не выжить. Это, конечно, мою собеседницу ни в чем не убедило, зато она решила, что настало время вытащить туз из рукава.
– В вашем научном центре есть и вторая лаборатория, - напомнила она. – И нам достоверно известно, что там проводятся опыты в том самом, традиционном смысле, на который вы намекали в самом начале. Там исследуют вирусы?
– Говоря точнее, ищут лекарства от вирусов.
– А в процессе гибнут ни в чём не повинные животные? Место мышей и кроликов заняли жертвы с других планет?
Очень глубокий вдох, затем столь же медленный выдох. Эта барышня знает, по каким точкам бить. Но критиковать других легко, а ты попробуй сделать лучше!
– Никто не преследует цели убивать животных, - вступилась за коллег я. – Больше того, в последнее время для подобных экспериментов все чаще используют специально синтезированные организмы. Возможно, когда-нибудь этого станет достаточно. Пока наука еще не достигла необходимого уровня.
– И страдают звери? – упрямо гнула свою линию девушка.
Ну, в плане упрямства ей как раз попался хороший оппонент. Мне этого качества тоже не занимать, иначе я вряд ли продержалась бы столько времени на академическом поприще.
– Я предлагаю прежде, чем выносить вердикт,
– По имеющимся у нас данным - около восьмидесяти пяти лет. Вы чувствуете разницу? Как по-вашему, в чём причина?
– В том, что мы более бережно относимся к окружающей среде, - убежденно ответствовала журналистка.
– Это тоже фактор, но не основной. Главное – достижения современной медицины. Которые были бы просто невозможны без таких вот лабораторий.
Я махнула рукой в направлении здания, соседствовавшего с нашим. Впрочем, в поле зрения камеры оно всё равно не попадало.
– То есть человеческие жизни за счёт жизней других существ?
– Не только человеческие. Лекарства для животных тоже не появляются из ниоткуда.
– А вам самой доводится работать в той, второй лаборатории?
Резкий переход наводил на мысль о том, что либо мои ответы перестали вызывать у журналистки интерес, либо просто не соответствовали той концепции, которую она стремилась продвинуть в своей передаче.
– Нет, - холодно откликнулась я. Как бы ни обернулось «интервью», а, единожды согласившись в нём участвовать, самоустраниться уже не получится. – У нас каждый занимается своим делом. Вы же, например, снимаете передачи, а не пишете сценарии для фильмов ужасов?
Мимолётная неискренняя улыбка послужила мне ответом, после чего журналистка повернулась к камере.
– Итак, по утверждению нашей респондентки, она не принимает участия в тех убийствах, которые происходят в Центре. Долго ли будет продолжаться беспредел? Когда на нашей планете станут, наконец-то, полноценно соблюдаться права животных? С вами была, как всегда, Анита Рэйв.
Изображение погасло: проектор автоматически перешёл на режим паузы, едва закончилась запись.
– Довольны? – огрызнулась я.
– Самое главное, что после этого они заявились громить нас, а не соседнюю лабораторию! – Янлин с нервным смешком покосилась на дверь в комнату, из которой мы наблюдали за демонстрацией. – Значит, ничего не поняли от слова «совсем».
– Да что можно понять по такой передаче? – Я села на корточки, чтобы расправить сложенные друг на друге одеяла, после чего забралась под одно из них. – Всё, давайте спать. На сегодня ужастиков хватит.
И, давая понять, что решение – окончательное и обжалованию не подлежит, повернулась на бок, к коллегам спиной, к зверям передом. Повыше натянула покрывало. Последним, что я увидела прежде, чем окончательно закрыла глаза, была любопытная мордочка и внимательный взгляд длинноклюва.