Безумный спецназ

Ронсон Джон

— Я ЕЕ САМ СОЧИНИЛ! — проорал Пит.

— ЧЕГО? — не остался я в долгу.

Пит уменьшил громкость.

— Я говорю, музыку эту сам сочинил, — повторил он.

— Любопытная, — отозвался я.

— А хотите, я вам скажу, почемуона такая любопытная? — предложил Пит. — Потому что прослушку глушит. Вот решит кто-нибудь установить «жучков» в моем «хаммере», а я возьму и включу свою музыку. И никакой «жучок» с ней не справится. Обычно ведь как делают? Берут пленку с записью разговора и компьютером вырезают звуковой

фон. А с этоймузыкой у них ничего не выйдет.

Для морпехов местной военной базы Пит выполняет ту же работу, которой занимался Гай Савелли для спецназа в Форт-Брэгге. Он преподает им рукопашный бой с ПЗБ-элементами. Но в отличие от Гая Пит — фронтовик. Он десять месяцев воевал в Камбодже. Боевой опыт Бруссо заставляет его пренебрежительно фыркать при упоминании «козлочетных» способностей Савелли. На поле боя никакие козлы или козы на тебя набрасываться не будут. Возможно, этот талант Гая уникален, но он ничем не полезнее фокусов, показываемых на вечеринке.

Затем Пит вновь вывернул громкость до отказа и сообщил мне важный секрет, который я не понял, потому что ничего не услышал. Пришлось ему заглушить свою музыку и рассказать секрет заново. Вот он: они с Гаем Савелли соперники. После 11 сентября военное командование стало всерьез рассматривать перспективу введения обязательной программы рукопашной подготовки. Два сэнсэя — Пит и Гай, то бишь — принялись отбивать друг у друга контракт. Пит мне сказал, что вообще-то конкуренции нет и быть не может. С какой стати военные захотят иметь дело с гражданскимвроде Гая, который ни на что не способен, кроме фокусов?

Словом, Пит — прагматик. Он почитатель ПЗБ, но при этом взял на себя труд адаптировать идеи Чаннона к практическому применению морской пехотой на поле боя.

Я попросил Пита дать мне пример такого практического применения.

— Да ради Бога, — сказал он. — Допустим, перед тобой маячит группа местных повстанцев. А ты совсем один. И тебе надо отговорить их от нападения. Что будешь делать?

Я признался Питу, что не знаю.

Пит сказал, что ответ лежит в психологической плоскости — а если конкретнее, то в использовании «визуальной эстетики для внушения противнику сдерживающего стимула».

— А можно поподробнее? — спросил я.

— О’кей, — сказал Пит. — Хватаешь одного, выковыриваешь ему глазик и чикаешь по сонной артерии. Кровь оттуда хлещет фонтаном — серьезно говорю: фонтаном! — прямо на его приятелей. Короче, его надо эффектно замочить у них на глазах.

— Ясно, — кивнул я.

— А еще можно поработать с легкими, — продолжал Пит. — Вспарываешь ему грудную клетку. Он сразу начинает шипеть, хлюпать, пускать оттуда пену. Или можно полоснуть по лицу. А вот, кстати, еще приемчик. Штык-ножом поддеваешь ему ключицу — и пластом снимаешь мышцы с боковой части шеи. Или подковырни мозговой ствол в районе затылка. Не требует больших усилий, если говорить о физкультуре. — Пит помолчал. — Короче, в этой ситуации моя задача такая: надо

создать мощный психосдерживающий фактор, чтобы другие субчики на меня не перли.

Он вновь вывернул громкость.

— ЭТО ОЧЕНЬ… — крикнул я.

— ЧЕГО?

— …ШИРОКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ИДЕАЛОВ ДЖИМА! — проорал я.

Пит опять приглушил музыку и дернул плечом, как бы говоря: «А чего ты хочешь? Война есть война».

Мы остановились возле какого-то ангара. Полдесятка курсантов уже поджидали Пита. Мы зашли внутрь. Тут он мне и выдал: «Задуши меня».

— Пардон? — сказал я.

— Задуши меня, — повторил Пит. — Я старый и толстый. Что я смогу тебе сделать? Задуши меня. Хватай вот здесь и души.

Пит показал себе на шею.

— Души, говорю, — негромко сказал он. — Души. Души.

— Знаете, — сказал я ему, — нам не надо друг другу ничего доказывать, ладно?

— Души меня, — не отставал Пит. — Нападай.

Когда он произнес «нападай», то показал пальцами кавычки; и это меня несколько разозлило, потому как подразумевало, что я способен лишь на фигуративную атаку. Ну, положим, так оно и есть, однако с Питом мы познакомились буквально несколько минут назад, и мне казалось, что он слишком уж поспешно делает выводы в мой адрес.

— А если я сейчас начну вас душить, — сказал я, — что вы тогда сделаете?

— Я нарушу ход твоих мыслей, — ответил Пит. — Твоему мозгу потребуется не менее трех десятых секунды, чтобы заметить неладное. И за эти три десятых секунды ты станешь моим. Я тебя коснусь — и на этом все. Я даже с места не сойду. Просто спроецируюсь внутрь тебя и ты улетишь.

— Н-да, — сказал я. — А если я соглашусь вас немного подушить, вы не забудете, что я не из морской пехоты?

— Души. Души меня.

Я оглянулся за спину и увидел массу острых углов.

— Но только не на острые углы, — попросил я. — Не надона острые углы.

— Ладно, — сказал Пит. — Не на острые.

Я вскинул руки, готовясь наложить их ему на шею, и сам удивился тому, насколько они дрожат. Вплоть до того момента я думал, что мы валяем дурака, но при виде собственных дрожащих ладоней понял, что все серьезно. И вместе с пониманием пришел мандраж, но уже по всему телу. Я почувствовал себя невероятно слабым. И спрятал руки за спину.

— Души! — приказал Пит.

— Перед этим, — возразил я, — мне бы хотелось задать вам еще пару-тройку вопросов.

— Души, души, — сказал Пит. — Давай. Просто души меня.

Я вздохнул, схватил Пита за шею и принялся давить.

Нет, я не видел, что и как сделали руки Пита. Я знаю одно: обе подмышки, шею и грудь пронзило страшной болью, причем одновременно во всех местах, а затем я уже летел — через всю комнату, на парочку морпехов, которые спокойно отшагнули в сторонку; а затем я уже скользил по полу как неумеха, только что свалившийся на ледовом катке. Не доехав до тех острых углов где-то с пару дюймов, я остановился. Несмотря на всю боль, я был впечатлен. Да, Пит — в самом деле маэстро насилия.