Безумный зов небес
Шрифт:
Можно было сразу догадаться, что даже предположить имя бога будет не так просто.
Скрежетнув зубами, я ухватился за висящий в воздухе лист второй рукой и подтянулся — это оказалось заметное легче, чем ожидалось, но пальцы я всё равно об него порезал. Чуть выше и левее висела ещё одна страница — я перепрыгнул на неё. Затем на следующую. И ещё на одну, всё выше и выше.
Теоретически, я бы мог попробовать докричаться до старика за столом прямо отсюда, но что-то подсказывало мне, что это было бы против правил. Вся моя концентрация уходила на то, чтобы
Я попытался ускориться — и чуть не рухнул в пустоту. Листы-платформы осыпались с нарастающей скоростью, за мной, по сторонам и подо мной, область стремительно сокращалась. Пан или пропал! «Поступь саламандры».
Теперь страницы не только обращались в прах, но и сгорали — прямо под моими ногами. Я рванулся наверх, взлетая по исчезающим листам с бешеной скоростью, наплевав на инерцию и равновесие, лишь бы успеть дотянуться до края стола. В последний миг все оставшиеся листы взорвались, разлетелись сплошным вихрем бумажных клочьев, заслонивших мне обзор, и я выбросил вперёд руку наугад, в полной уверенности, что сейчас полечу в бесконечный полёт вниз.
Я уцепился за что-то прочное и деревянное на ощупь. Я подключил вторую руку и подтянулся.
— Творчество, — прохрипел я в пустой лик безумного бога.
Время словно отмоталось назад за долю секунды — и мы снова были на поляне посреди весенней рощи. Хозяин «комнаты» за своим столом, я — с другой стороны, всё ещё цепляясь за край мёртвой хваткой. Старый бог медленно кивнул в мою сторону. А затем у него начало проявляться лицо — как смоченные раствором йода невидимые чернила. Густые брови, глубоко запавшие карие глаза, орлиный нос. А вот рот лишь наметился, оставшись наполовину нарисованным. Старик ощупал его руками и печально покачал головой.
Либо я не угадал до конца, либо одной верной догадки было недостаточно, чтобы вернуть воплощение Творчества на сторону разума. Возможно, он отвечал лишь за аспект письменного творчества, и следовало это уточнить. Но хотя бы меня не вышвырнули вон, и на том спасибо. Значит, будем говорить.
— Здравствуйте, уважаемый, — сказал я, устраиваясь на внезапно появившемся подо мной стуле. — Меня зовут Ардор, я посланник Сердца мира. И мне позарез нужна ваша помощь.
Глава двадцатая
Мои надежды на осмысленный диалог оказались тщетны. Творчество внимательно выслушал мою речь, но в ответ лишь приложил пальцы поочерёдно к ушам и к нарисованному рту, грустно качая головой. Я попробовал задать ему разные вопросы, но быстро стало ясно, что старик не понимает моего языка. В какой-то момент он написал что-то на бумаге и протянул мне, но теперь та же проблема возникла с моей стороны. Всемогущая система, раньше переводившая мой родной русский для любого обитателя мира Анимы, спасовала в самый ответственный момент!
В отчаянии, я сам взялся за чистый лист, жестом попросив у собеседника перо — и в моих пальцах оно тут же стало обычным карандашом. Из меня был тот ещё художник, но я тщательно изобразил зал суда Обители,
Я глубоко вздохнул и с размаху зачеркнул Эми, крест-накрест, заставив старика вздрогнуть.
— Она погибнет, понимаете? Она виновата лишь в том, что пыталась помочь людям, помочь мне, хотя я этого даже не заслужил. Мир останется без надежды.
А я останусь без Эми. Навсегда, до конца времён, до конца того, что заменяет мне жизнь. И никогда себе этого не прощу.
Мой собеседник вернул себе карандаш — тот тут же превратился в гусиное перо, взял чистый лист и начал рисовать в ответ. Кажется, он всё же отвечал не только за писательство, поскольку его работа получилась на порядок лучше моей. Что-то вроде комикса из четырёх частей, с ним же в главной роли. На первой картинке старик сидит за письменным столом, на второй — встаёт из-за него и отходит на несколько шагов, на третьей — падает на колени, его руки и голова рассыпаются в прах. На четвёртой, последней, от старика осталась лишь кучка пыли, из которой торчит одинокое перо.
— Вы не можете покинуть свою комнату, — пробормотал я, смотря на рисунок. — Даже просто отойти от стола.
Он кивнул, пусть и не понимая смысла слов, но догадавшись по моей интонации.
Разочарование хлынуло в меня, быстро заполнив до краёв. Конечно, сам факт, что мне с первого раза удалось опознать и привести в чувство безумного бога, не мог не радовать. Но я не исключал, что это было невероятное везение, которому не суждено повториться. Судя по реакции Творчества, он точно бы выступил в суде на нашей стороне. Увы, этот проклятый стол, пусть и способный зависать посреди океана пустоты, явно не предназначался для обычной транспортировки.
Назад, на первую клетку. Не солоно хлебавши, утешаясь лишь тем, что получил смутное представление о том, как работают «комнаты» пациентов местного дурдома.
Должно быть, ход моих мыслей столь явно отразился на моём лице, что Творчество не мог этого не заметить. Он остановил меня жестом руки, когда я начал подниматься, и принялся рыться по многочисленным ящикам своего стола. Из них на свет божий доставались связки запасных перьев, запечатанные баночки чернил, перочинные ножи, прочие письменные принадлежности, а также коробочки и упаковки неясного предназначения. Наконец, с торжествующим видом, старик выпрямился, бережно сжимая свёрток серой ткани, перетянутый простой бечёвкой. Затем находка была вручена мне в руки — и весила она весьма солидно.
Я развернул свёрток, недоверчиво уставившись на цельный слиток металла, серебристый, с едва уловимым красным отливом. Попытка опознания результатов не дала, инструкции к слитку не прилагалось, так что я снова поднял глаза на Творчество — но тот уже с головой погрузился в работу над очередным текстом. На мои попытки завязать новую беседу он реагировал примерно как NPC, у которого кончились опции для диалога — рассеянно пожимал плечами на каждый вопрос. Хотя бы на этот раз исписанные листы он аккуратно складывал в стопку на краю стола, а не смахивал на землю. Может, когда он закончит свой труд, всё-таки сможет отсюда уйти?