Безвременье

Барабаш Дмитрий

37

– Спасибо за науку, дока!Как орден в лацкан, рифму «доктор»воткну тебе промеж наград.Я вор! Тем счастлив и горжусь.Всё что люблю, беру себе —и луч весны, и лёд крещенский,и море горькое, и венскийбатон хрустящий под рукой.Кто вам сказал, что я другойи радости мои иные?Я всякий раз, как снова, рад,встречая мысль в знакомых строчках,как тот, любимый с детства взгляд,как самиздатовских листочковзапретный плод. Я вор! Я тот,кто, не найдя друзей во встречных,нашел их между звёздных нотгусинопёрых и подсвечных,завитых ловким вензельком,строфой отточенной, калёной…Мне с ними лучше, чем с тобой,великий критик, опылённыйбиблиотечной сединой.Никто из тех, с кем я играю,не соблюдал

законов раялитературных вожаков.Их веселил мотив оков,которым титулы бренчали,они не видели врагов,по собеседникам скучали…Порой себя надеждой льщу,что на пиру их угощу,как и меня здесь угощали.Пир мысли! Лучший из пиров!Собранье знатных шулеровиграет миром в полкасанья.Всё остальное – мутный сон.Подайте рябчика, гарсон!

38

Привет вам, энная женагероя нашего рассказа.Мы привезли вина и мяса.И, мрак оставив у окна,в теплично-кухонной истоме,в пылу горелок голубыхсидим, глядим на подоконник,на кактус, пальму и другихцветочков грустную рассаду…губную нюхаем помаду,стерев ее со щёк своих.О, жены бывшие, – мечты,не воплотившиеся в чудо.Где тайны прежней красотыи нежный трепетный рассудокпускали робкие росткив другую жизнь – горшки, посуда,подтяжки, краска и клыки.Не опечаленный картиной,воспринимая всё как есть,герой наш начал жадно естькартошку с луком и свининой.Не забывал, конечно, питьи говорить пустые звуки,и не было ни зла, ни скуки,в его стремленьи угодитьдавно растраченным проказам.Читать газеты прошлых летили сегодняшнюю прессу —ему теперь без интересу.Один секрет – секретов нет.Всё наперед давно известно.Ни просмотреть, ни потерять,ни в историческом забвеньеи ни в сегодняшнем дымуни одного стихотворенья.Вот разве только что чуму,раздор, позор, войну, измену,любовь за выгодную цену.Он знал об этом. Знал и я.Повсюду ночь, тоска и слякоть.Родная русская земля!Достать чернил и снова плакать.Я не сдержался и сказал,всё что подумал о погоде.Мне объяснили, где вокзали закружились в хороводевоспоминаний и детей.Тесть замесил в кастрюле тесто.И куст полыни без рублейпошел искать другое место.

О Русь. O ru…

39

Приятен русскому стихукомфорт немецкого порядка,туники греческой простор,английской речи лаконизмы,испанских вымыслов костёр,еврейской грусти укоризна.Приятны русскому стихунаряды мыслящих народов,которым ни к чему блохуподковывать и огородовво чистом поле городить.Он, словно губка черноземья,готов любые ливни пить,выращивать любое семя,и ключевой водой поитьземли измученное племя.Он отличается от всехсвоим безудержным простороми тем, что вечно смотрит вверхпридурковатым светлым взором.

40

Ему и ритмы нипочем.Ему и рифма для улыбки.И, как смычком, тупым мечомон водит по волшебной скрипке.А то, что путает поройвесну и осень между делом,мороженое ест зимойи междометьем неумелымсбивает с мысли, как хлопокнад ухом юного буддиста, —так это всё – астала виста!И, как еще там, – гутен морг!

41

Вот так и я с моим героем,усевшись по весне в такси,к промозглой осени примчался.На небе лунный шар качался,и звёзды серебрились роемв его расплывчатом луче.С пустою сумкой на плече,пронзённый воздухом морозным,на перепутии подзвёздномзатёкшей правою рукойя тормозил к Москве попутки,а мимо проносились сутки,недели, месяцы, и вот —сюжет нащупал поворот.

42

Он позвонил мне из забвенья,как будто не было зимы,и возвратился в поле зреньяиз непроглядной тишины.К стыду сказать, мы снова пили,перечислять не буду, что.То

приземлялись, то парили,то спали, кутаясь в пальто.Мы договаривали спорыиз очень давних наших лет…О том, как можно мыслью горы…Или, не оставляя след,во все возможные запретывходить невидимо, и явь,лишь меткой мыслью продырявь,прольётся в новые куплеты,точнее рифму присмотрев.Но, к сожалению, припевтолпы затмит остатки света.

43

Каприз и нрав народных массв беспутстве с девичьими схожи.И здесь хоть вылези из кожи,им выставляя напоказсвою любовь, свою заботу —одну лишь скуку и зевотуты вызываешь к разу раз.Вопрос: «Зачем?». Любовь народастрашнее постаревших жен.Он, зная брод, не любит брода.Им постоянно проложёндругой – трясинистый и хлипкий,ночных исполненный страстей,опасный путь. Он без ошибкискучает. Если не тонуть,то и грести – пустое дело.Бродить по тореным путям,где ни к чему святая вера,и воли не давать чертям?!Всё это, братец, не по-русски.Здесь ничего не изменить!Так нищий ангел в рваной блузке,напившись, хочет воспарить,но видит только птичьи гузки,асфальт, бетон, скрещенье плит.Не потому ль у нас пиитза мукой ищет новой муки,за смертью новой смерти ждёт,и к славе простирает руки,и отжигает, а не жжётглаголом что-то в подреберье,и воспевает суеверья,туман и вечных птиц полёт…

44

Не созидательное делона волю русскую пенять.Как рассказать тому о целом,кто даже часть не хочет знать?Обманом вывести из комыне сможет ни один колдун.Должны быть истины искомы,чтоб их найти. Ленивый умприльнул к перилам и опорам,к моралям, к принципам, к судьбе,оставив мысли за забором,а сор, как водится, в избе.

45

Когда-то нам казалось: чутьподправишь строй, наметишь путьи точный образ приурочишь,как между каверзных урочищпробьётся жизнь, проступит суть.

46

О молодость, там всё – в новинку.Светло, легко, работа в кайф…Не жизнь, а искромётный драйв!Судьба похожа на картинкуиз элладийских букварей,и кажется – открой любуюиз окружающих дверей, —найдёшь богатства, примешь верунадежду, счастье и любовь,и полную чудес дорогу,и всё, о чём молился Богу.

47

Но лишь чуть-чуть вглядевшись в двери,остановившись лишь на миг,поймёшь, что не дают по вере.И если ты уже привыкк перилам сладкого обмана,то ждет за каждой дверью яма.Во что ни верь! Здесь напрямикдороги отупляют разум,и надо щупать землю глазом,здесь каждый шаг, как первый шаг.Ты сам себе ишак, вышак.Стремишься к сказочным парнасам?С Пегасом может и дурак,а ты давай-ка без Пегаса,зажав желания в кулак.

48

Так вспоминали мы с героемзабавы юности шальной,срывая листья слой за слоемс головки луковой. Слезой,как прежде сладостным задором,блестели глазки. Горечь сказкинам не казалась больше вздором.Многосерийное кинотеперь могли единым взоромза полсекунды охватить.

Прослушка. Ночной разговор

(диалоги)

49

А если все сорвать мгновенья, —спросил ты, – что найдём в конце?– Вот тоже, луковое чудо,игла в кощеевом яйце!Ты знаешь сам – и две страницы,еще не читанной судьбы,способны нас загнать в границы,забить в телесные гробы.А может так, мой друг, случиться,что, отразившись, луч назад,к единой сути, возвратитсяи растворится в ней стократ,забыв и в то же время знаяо том, что где-то есть земля,как плод, как воплощенье рая —одно из многих, из нуля,который был всему основойиз круга жизни – колеса.Рождённый замысел из мысли.Из безвременья в полюса,где между минусом и плюсоместь равновесие любви.