Безвыходное пособие для демиурга
Шрифт:
Я даже не всегда понимаю то, что сам же и написал. Мое дело: работать на подхвате. Знай, сиди себе за клавиатурой или спи, а служба идет. Так-то я быстро «свой срок отмотаю». Получится, что книжку прочитать, что написать – будет для меня едино. Вот только торопиться что-то не хочется.
Где гарантия, что меня потом отпустят? Никому не нужны лишние свидетели. Конечно, как только я открою рот у себя дома, мне его тут же закроют, причем вовсе не агенты секретных служб, а медбратья из психиатрической больницы.
Но зачем, вообще, возвращать меня и
С другой стороны, что я могу рассказать в своем мире? Момент перехода в иную реальность я толком и описать не смогу. С местными настоящими жителями встречаться не приходилось. Меня окружает проекция моих же воспоминаний. Кто-то комбинирует заново давно позабытые события моей же жизни – и всего-то. Но это недоказуемо ни там, дома, ни здесь, в пещере каменного бога.
Если называть вещи своими именами, то никакой опасности я никому не несу. Я же писатель-фантаст. И все об этом знают. И если я напишу роман – это ни у кого не вызовет удивления. Ну, разве что только друзья поймут, что в героической схватке со своей ленью и разгильдяйством, я одержал временную победу.
А если я скажу, что меня заставили это сделать – все подумают, что я просто «пиарю» сам себя, привлекаю внимание к своему творчеству.
В общем, что бы я не сказал, – это расцениваться будет как маркетинговый рекламный ход…
Небо совсем прояснялось. Восток уже не просто румянился, он расцветал в лучах поднимающегося за домами солнца. Мимо проехала уже пара пустых автобусов. Утро в этом мире начиналось. А я сидел у фонтана и качал ногами.
Интересно, а как сочиняют настоящие писатели? Может быть, у них на время тоже «сносит крышу», они словно бы проваливаются внутрь вымышленных миров и пишут, наблюдая все глазами изнутри?
Вот только, чтобы якобы очутиться в несуществующем мире, нужно заранее все продумать: где, и какая именно должна быть улица, кто с какой скоростью ведет трамвай, чтобы голову отрезало именно господину Берлиозу, а не какому-нибудь Фердыщенко. Откуда дует ветер, когда пойдет дождь, в какую трубу ударит молния. Все это нужно знать до того, как проснешься в вымышленном мире, иначе получится не роман, а полная лажа.
И потому сейчас у меня из-под клавиатуры должны ползти не ровные строчки, а корявые.
Я ничего не смыслю ни в настоящей магии, ни в вымышленной из абстрактных фэнтезийных миров, не понимаю чародейских принципов и движущих сил. И вот как я могу, вообще, написать что-то такое, над чем читатель не сломается от смеха на третьей странице?
А то получится, что мой инквизитор Лев Григорьевич стремился к своей заветной книге четыре тома героической саги, а в пятой выяснится, что магии в «Некрономиконе» нет, и никогда не было. И это вытекает из «Кода да Винчи», но не того, открывшего современникам тайну, что у Христа была наследница, а из другого, принадлежащего безраздельно самому Леонардо.
Например, скажем,
Или, того проще: поскачет по степям Казахстана истинный джигит и народный акын в одном флаконе, дабы растопить проклятую книгу на горе Алма-Коян. И будет он скакать со скоростью пять миль в час. А за ним в погоню рванутся другие джигиты-аборигены. Проскачет спаситель человечества часок-другой, оторвется, стало быть, разведет костер и пожарит мяса. А что, фора-то у него есть!
Да я сам все это читал в романе, выпущенном в одном солидном и уважаемом издательстве. Именно в таких формулировках. Даже слова похожи.
Конечно, дело там было не в Казахстане, но сути-то это не меняет. Собственно, тот роман начинался не как положено, со сбитого вертолета, падающего на головы врагов, а именно с этой чуши про скорость коней и про большую фору во времени.
Но это смешно у других. А если друзья найдут подобные перлы уже у меня самого – будет очень грустно. Я, пожалуй, не смогу, в этом случае отшутиться, как это обворожительно делает тот же Лукьяненко: «Ляп? Семецкого дважды в одном романе убили? Ах, боже мой, да это же была проверка вашей внимательности и эрудиции. Мне было интересно: заметите вы это или нет?»
Лукьяненко-то – настоящий гений, и в смысле манеры письма, и в плане початиться. А я ведь непременно расстроюсь, если в моем романе будут такие вот проколы.
А, правда, откуда мне знать, что та часть текста, которую я сам не понимаю – не полная «фигня» с точки зрения настоящих оккультистов?
Забавно очутиться в роли преподавателя, не представляющего тонкостей собственного предмета.
Вот что я буду делать, если мой роман издадут и ко мне на «мыло» придет вопрос о тонкостях магических приемов Орденов, скажем Тевтонского или Мальтийского?
Или что предпринять, если кто-нибудь из того же Казахстана вдруг заявит, что Актюбинска, к примеру, в его стране нет, и никогда не было? А на описываемом месте стоит какая-нибудь Кызыл-Орда. Как выпутываться-то? Текст ведь льется сам по себе. Мне даже проверить негде, что из всего этого имеет под собой реальные корни…
В городе тем временем появились первые нормальные пешеходы.
И чего я так раскис? Бог мой, увидела бы меня сейчас Лера! Сижу и думаю о том, есть ли в надиктованных мне текстах «ляпы», которые, возможно, никто никогда не увидит!
Графомания – болезнь заразная и, похоже, неизлечимая.
Вместо того, чтобы обследовать родной город на предмет таинственного холста с нарисованным очагом на дверях заброшенных шахт; или погребных ям давно разрушенных особнячков, в которых могут находиться порталы или машины времени, или шпионы-инопланетяне; вместо нормальных планов спасения, я погрузился в сочинительство того, что мне и принадлежать-то не может. И кто я после этого?
Я встал. Хотелось спать. Сказывалась бессонная ночь у монитора.