Безжалостная Империя

Кент Рина

– Нет. Ты проиграла и теперь расплатишься. Если только ты не трусиха.

– Я не трусиха, – стону я, отбрасывая дурацкую книгу, хотя, вероятно, прочитаю её позже. Мне понравилась эта строчка.

– Чего ты хочешь?

– Я собираюсь поцеловать тебя, и ты мне позволишь.

Прежде чем я успеваю сформулировать мысль, он обхватывает мои щёки ладонями и прикасается своими губами к моим.

Они приоткрываются сами по себе, и Коул берёт под контроль мои губы. Сначала он целует меня медленно, пробуя на вкус, заставляя всё моё

тело дрожать. Я не знаю, что делать, поэтому остаюсь неподвижной.

Я думала о поцелуях раньше – точнее, с того дня, когда он обманом заставил меня поцеловать его в щёку, но в последнюю секунду повернул голову.

Его губы настойчивее, чем тогда, и когда он скользит своим языком по моему, он ощущает вкус своей любимой лаймовой жвачки. Мои пальцы на ногах поджимаются, а конечности дрожат от той силы, которую он в меня вливает.

Почему целоваться с ним так приятно?

Этого не должно быть, так? Я ненавижу его.

И всё же, чем больше он скользит своим языком по моему, тем больше я хочу, чтобы это продолжалось, тем сильнее я в этом нуждаюсь.

Когда он отстраняется, я ненадолго закрываю глаза, чтобы выровнять дыхание. Вау, должно ли это ощущаться так, как будто я выскальзываю из своего тела прямо сейчас?

– Ты не так уж плоха по сравнению с другими. – Говорит он.

Другие.

Множественное число?

Мои глаза распахиваются, и я отталкиваю его с силой, о которой никогда и не подозревала, что обладаю.

– Никогда больше ко мне не прикасайся.

Я вылетаю из комнаты со слезами на глазах.

Я ненавижу Коула Нэша.

Я презираю его.

Глава 5 

Коул

15 лет

Бытие или же его отсутствие интригует.

Я помню, как в первый раз взял «Тошноту» Жан-Поля Сартра с одной из мамины полок. Она была покрыта пылью, к ней не прикасались годами.

Я помню, как прочитал книгу за один день. Мне было двенадцать. Тогда я мало что из этого понимал, но каждый раз, когда я перечитываю это, у меня появляются вспышки небытия.

Другие люди держались бы от этого подальше, но я продолжаю возвращаться за большим. Я читал о теории экзистенциализма и следовал всем коллегам Сартра, и, хотя я не верю в эту теорию – или во что-либо вообще – я всё ещё погружён в главного героя Сартра в «Тошноте», Антуана Рокантена.

Одинокий человек, пытающийся смириться со своим существованием и в то же время ужасающийся ему.

Когда мама увидела, что я читаю эту книгу, она сказала, что ей жаль его, потому что у него не было никого, кто мог бы его понять. Антуан, по её мнению, наихудший сценарий для писателей, которые копают слишком глубоко.

Мама,

может, и сама писательница, но она увлекается тем, что я называю фантастикой, заставляющей задуматься. Она пишет книги о самых тёмных сторонах человеческой природы, психопатах, серийных убийцах и сектах. Она пишет книги, где злодеи являются главными героями, и она не пытается романтизировать их. Вот что заставляет её сердце так бешено колотиться.

Независимо от того, как сильно я люблю мамин талант и её литературную гениальность, я думаю, что она упустила суть в «Тошноте». Дело не в том, что Антуан не понимал самого себя; дело в том, что, возможно, он понимал слишком многое, что стало грузом.

Я не сказал ей этого, иначе она бы так на меня посмотрела. Тем своим взглядом, когда её брови морщатся, и она пристально смотрит на меня, как будто ищет признаки из её шпаргалки по статьям о серийных убийцах.

Тогда бы она записала меня на приём к психотерапевту, чтобы я мог всё обсудить.

Это был один и тот же бесконечный цикл с тех пор, как умер мой отец. За эти годы я научился держать свои самые нестандартные мнения при себе. Всякий раз, когда мама говорит, что я кажусь намного старше, чем есть на самом деле, я обычно стараюсь сдерживать себя и подражать окружающим.

Особенно Ксандеру и Ронану; они самые нормальные из нас четверых – или настолько нормальные, насколько это вообще возможно.

У меня были подозрения на счёт Ронана. Его общая жизнерадостность кажется маскировкой чего-то.

Теперь же он ухмыляется, как идиот, когда мы собираемся в Meet Up – коттедж, который оставила Эйдену его покойная мать. Обычно мы приходим сюда после игр с другими членами команды. Сегодня же, однако, нас только четверо, потому что Ронан сказал, что это особый повод.

– Леди и джентльмены – и, кстати, леди – это ты, Кинг.

Он запрыгивает на стол, делая вид, что держит в руке микрофон.

– Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать священное лишение девственности Эйдена Кинга. Он наконец-то потерял свою девственность. Давайте же услышим это от него!

Ксандер воет, запрыгивая на стол и хватая Ронана за плечо. Он из тех, кто умеет только говорить, ханжа.

– Заткнись нахуй, Астор, и слезь. – Говорит Эйден рядом со мной. Он выглядит скучающим, как обычно. Его серые глаза спокойны и готовы совершить убийство, чтобы прервать порочный, скучный круг.

И мне знакомо это чувство.

Если нет хаоса, то мир как будто постоянно серый, и нет никакого способа придать ему цвета.

Для меня это началось после похищения. Может быть, у меня и раньше были какие-то проблемы, но та тьма – тот первый вкус хаоса - оставила свой отпечаток во мне.

Эйден такой же, хотя его случай намного глубже. Нас с Ксандером забрали на два дня, и мне не пострадали. Эйден же провёл целую неделю в хаосе и вернулся со шрамами.

Он особенный? Поэтому Хаос держал его дольше?