Безжалостное обольщение
Шрифт:
— Нет, алчностью — вот так, просто и ясно. Жаждой власти, жаждой выгоды. А среди хаоса нетрудно получить и то и другое. Значит, сначала нужно устроить хаос.
— Это ужасно, — прошептала Женевьева. — Спровоцировать и оплатить войну во имя таких целей?!
— Я не собираюсь защищать этих людей, — беззаботно объяснил Доминик, — но я такой же соглашатель, как и твой отец, а в таком случае почему я должен играть честнее за счет своего кармана?
— Папа тоже этим занимается? — Ответ был ей известен и без подтверждения.
— Да, кое в чем твой отец не прочь посотрудничать с пиратами, — заметил
Женевьева почувствовала острую необходимость подняться на палубу и поскорее глотнуть свежего воздуха. Значит, пиратство — вовсе не такое романтичное, пленительное, отчаянно веселое занятие, каким она его себе представляла? Оно оказалось грязной, опасной и бессовестной игрой в деньги и человеческие жизни.
Но что заставило Доминика Делакруа стать капером? Такому человеку не может быть безразлично то, каким способом он зарабатывает деньги! Впрочем, в одном капер прав — в лицемерии его не упрекнешь. Видимо, именно поэтому Доминик и показал ей свой груз. Подобная демонстрация производит большее впечатление, чем просто рассказ.
— Почему ты стал пиратом? — вопрос вырвался сам собой. Доминик слегка пожал плечами:
— Я думал, ты поняла. Разве мы оба не считаем, что такая жизнь устраивает того, кто не желает подчиняться условностям общества?
Почему-то показалось, что он чего-то недоговаривает, но в настоящий момент едва ли был шанс узнать больше. Они вернулись к люку и поднялись на палубу. Доминик отправился на мостик, Женевьева, подавленная, последовала за ним. Ей казалось, что свет померк вокруг.
— Хочешь попробовать вести корабль? — вдруг предложил Доминик, чтобы отвлечь девушку от удручающих размышлений.
— А можно? — Желто-карие глаза снова загорелись. — Это не опасно?
— Миниатюрной фее трудно причинить ущерб «Танцовщице», — рассмеялся Делакруа, подводя ее к штурвалу, и рулевой, повинуясь едва заметному жесту, отступил назад, хотя от удивления у него чуть глаза на лоб не полезли. — Положи руки на штурвал, вот так. — Стоя у нее за спиной, Доминик сам положил ее руки на спицы штурвала и, накрыв своими ладонями, легонько прижал к гладкому и теплому дереву; когда Женевьева, расставив ноги и чуть ссутулившись, обрела устойчивость на качающемся мостике, капитан сделал шаг назад. — Теперь держи руль крепко и веди корабль прямо по курсу. Если позволишь штурвалу хоть чуть-чуть подняться, главный парус опадет. Чувствуешь ветер, который дует тебе, в правую щеку? — И легко, словно перышком, коснулся ее правой щеки, но даже от такого прикосновения по спине Женевьевы пробежали мурашки. — Ты должна видеть верхний край штурвала у кончика своего носа. Поняла?
— Поняла, — ответила Женевьева и сосредоточилась на ответственном задании.
Она то и дело переводила взгляд со штурвала на главный парус, который казался столь же огромным, сколь огромной была ее ответственность за то, чтобы он оставался наполненным ветром и чтобы корабль — благодаря ей — легко скользил по воде. Никогда еще Женевьеве не доверяли ничего столь важного — от сознания такого невероятного доверия она даже закусила нижнюю губу. Взгляд стал напряженным, обычно безмятежный лоб пересекла глубокая морщина.
Улыбнувшись, Доминик закурил сигару. Он твердо, как скала,
— Похоже, мы открыли еще один ваш талант, мадемуазель Женевьева. — И после ее ироничного «Да?" констатировал:
— Ты, оказывается, можешь вести корабль. — И ушел, оставив ее за старшего.
Почувствовав уверенность, Женевьева немного расслабилась и вдруг поняла, какое это восхитительное ощущение. Ей дела не было до матросов, глазевших на нового штурвального и время от времени шепотом отпускавших неодобрительные замечания. Присутствие женщины на корабле само по себе плохо, а уж женщина за штурвалом!.. Но когда выяснилось, что ничего ужасного не происходит, что маленькая женщины в развевающемся на ветру платье, со взъерошенными волосами спокойно и твердо несет вахту, словно рождена для капитанского мостика, настроение команды переменилось.
Это не обычная представительница женского рода, ни одна женщина не смогла бы бросить вызов месье и устоять против его гнева, причем дважды — случай, когда она взобралась на мачту, еще не забылся. И ни одна женщина не выдержала бы три дня на нижней палубе. А Женевьева выдержала и даже не проронила ни единого слова жалобы. Какова бы ни была причина, заставившая ее пойти на это, эта женщина, несомненно, добилась своего.
Но тут случилось нечто, что не оставило уже ни времени, ни возможности рассуждать далее на столь увлекательную тему.
— Прямо по курсу земля! — закричал впередсмотрящий, и на главной палубе послышались радостные возгласы.
Женевьева напряженно всмотрелась вдаль. Ей удалось различить на горизонте лишь какое-то пятно.
— Куба, — сказал Доминик, неожиданно появляясь рядом. — До наступления темноты нам нужно пройти через Юкатанский пролив, тогда удастся под покровом ночи незаметно подплыть к Гондурасу.
— Парус впереди по левому борту! — донесся взволнованный крик с топ-мачты, и вся команда дружно бросилась на левую палубу.
Рулевой оттолкнул Женевьеву, которая, надо признать, с облегчением уступила ему штурвал. Доминик впился в подзорную трубу.
— Эй, на топ-мачте, что видно?! — гаркнул он.
— Военный корабль, месье! — прокричал в ответ наблюдатель. — Двухмачтовый.
— Проклятие! — тихо выругался Доминик. — Попытаются обойти нас и отрезать от пролива. И они никогда не плавают в одиночку. Сигнальщик, сообщить на все корабли: рассредоточиться и окружить — три корабля слева, четыре справа. — Пока сигнальщик передавал приказ, Доминик стоял и, почесывая подбородок, рассуждал сам с собой, но вроде бы и обращался к Женевьеве:
— Один корабль не сможет сражаться одновременно со всеми, к тому же у нас преимущество внезапности. Единственное, чего британцы не ожидают, что мы, не меняя курса, пойдем прямо на них. — И, взглянув на Женевьеву, приказал:
— Тебе лучше спуститься вниз.
— Пожалуйста, позволь мне остаться, — взмолилась она, — Я не буду мешать, обещаю, и ведь пока нет никакой опасности, правда?
— Пока нет Хорошо, можешь остаться на палубе до тех пор, пока…
— Парус впереди по правому борту! — снова закричал впередсмотрящий. — И еще один!