Безжалостный принц
Шрифт:
Может показаться, что он пытается запугать людей Гриффина, но это не в его интересах. Он делает это все время.
— Я не понимаю, как ты можешь, есть больше всех из нас, — говорит Неро, не отрывая взгляда от своего ножа.
— Я не знаю!
— Сколько раз ты уже ела сегодня? Говори правду.
— Четыре, — вру я.
— Чушь собачья, — усмехается Неро.
— Я не так беспокоюсь о своей фигуре, как ты, — поддразниваю я его.
Неро тщеславен по поводу своей внешности. Не без оснований, все мои братья красивы, но у Неро есть та красота, которая заставляет
Это так странно знать такие вещи о своем брате, но мы все довольно откровенны друг с другом. Вот что получается, когда долго живешь в одном доме, когда рядом нет мамы, которая не позволяла бы им относиться ко мне как к еще одному младшему брату.
И мне это нравится. Я не против женщин, у меня нет проблем с девушками, которые хотят быть красивыми, женственными, сексуальными или кем-то еще, черт возьми. Я просто не хочу, чтобы со мной обращались «как с девушкой», если это имеет смысл. Я хочу, чтобы ко мне относились как к самой себе, хорошо это или плохо. Ни больше, ни меньше. Просто Аида.
Аида, которая сходит с ума от скуки.
Аида, которая начинает засыпать.
Аида, которая искренне сожалеет о том, что раздражает Гриффинов, хотя бы потому, что я буду заперта здесь до конца времен, пока Фергус и папа будут говорить, говорить и говорить вечно...
И вот, наконец, почти три часа спустя, два патриарха выходят из частной столовой, оба мрачные и смирившиеся.
— Ну? — говорит Данте.
— Решено, — отвечает папа.
Он звучит как судья, оглашающий приговор. Мне ни капельки не нравится ни его тон, ни выражение его лица. Он печально смотрит на меня.
Когда мы выходим на улицу, он говорит Неро: — Забери мою машину. Я собираюсь поехать домой с Аидой.
Неро кивает и садится в папин Мерседес. Данте забирается на водительское сиденье внедорожника, а папа садится сзади со мной.
Мне это определенно не нравится.
Я поворачиваюсь к нему лицом, не беспокоясь о своем ремне безопасности.
— В чем дело? — говорю я. — Что ты решил?
— Ты выйдешь замуж за Каллума Гриффина через две недели, — говорит папа.
Это настолько нелепо, что я действительно смеюсь, странный, лающий звук, который исчезает в тишине машины.
Папа наблюдает за мной, морщины на его лице еще глубже, чем когда-либо. Его глаза кажутся совершенно черными в тусклом свете внутри машины.
— Ты же не серьёзно, — говорю я.
— Я абсолютно серьёзно. Это не подлежит обсуждению. С Гриффинами все улажено.
— Я не собираюсь выходить замуж! — говорю я. — Особенно за этого психопата, — я смотрю на водительское сиденье в поисках поддержки Данте. Он смотрит прямо перед собой на дорогу, стиснув руки на руле.
Мой отец выглядит измученным.
— Эта вражда длится слишком долго, — говорит он. — Это тлеющий уголек, который тлеет и тлеет и постоянно вспыхивает пламенем, сжигая все, над чем мы работали. В последний раз, когда у нас было извержение, ты потеряла двух своих дядей. Наша семья меньше, чем должна быть, из-за Гриффинов.
— Почему я должна выходить замуж, чтобы это произошло? — кричу я. — Это ничему не поможет! Потому что я убью этого ублюдка, как только увижу его!
— Ты будешь делать то, что тебе говорят! — огрызается мой отец. Я вижу, что его терпению приходит конец. Сейчас 3:00 утра. Он устал и выглядит старым. Он действительно стар. Ему было сорок восемь, когда он родил меня. Сейчас ему почти семьдесят.
— Я испортил тебя, — говорит он, пристально глядя на меня своими черными глазами. — Я разбаловал тебя. Тебе никогда не приходилось сталкиваться с последствиями своих действий. Теперь ты поймешь. Ты зажгла спичку, из-за которой началось это особое пламя. Теперь тебе придется его тушить. Не насилием, а собственной жертвой. Ты выйдешь замуж за Каллума Гриффина. Ты родишь детей, которые станут следующим поколением нашей общей линии. Таково соглашение. И ты будешь его поддерживать.
Это какой-то гребаный кошмар.
Я выхожу замуж?
У меня будут гребаные дети?!
И я должна делать это с человеком, которого ненавижу больше всех на этой планете?
— Он покалечил Себастьяна! — кричу я, делая последнюю отчаянную попытку выразить, насколько отвратителен мне этот человек.
— Это так же на твоей совести, как и на его, — холодно говорит папа.
Я ничего не могу сказать в ответ на это.
Потому что в глубине души я знаю, что это правда.
6
. Каллум
Я сижу на задней террасе, наблюдая, как нанятый персонал убирает последние остатки мусора и припасов с вечеринки. Они работали всю ночь. Моя мама настояла на том, чтобы все это было убрано немедленно, чтобы никто из наших соседей не увидел намека на беспорядок на нашей территории по дороге на работу утром.
Мои сестры уже легли спать, Несса раскраснелась и была счастлива от этого вечера, Риона надулась, потому что я отказался сказать ей, куда исчез наш отец.
Моя мама все еще не спит, наблюдает за уборкой, хотя сама ни к чему не прикасается.
Когда бронированный автомобиль моего отца въезжает на подъездную дорожку, она бросает рабочих и присоединяется к нам в офисе. Мне кажется, что в последнее время я провел здесь слишком много часов. И мне не нравится выражение лица моего отца.
— Ну что? — говорю сразу. — В чем состояло соглашение?
Я ожидаю, что он скажет, что мы пришли к какому-то финансовому соглашению или рукопожатию — возможно, они поддержат нас голосами итальянцев на выборах олдермена, и мы пообещаем им любые разрешения или зонирование, которые они захотят получить на свой следующий строительный проект.