Безжалостный
Шрифт:
Я ухватился за нижнюю перекладину лестницы, подтянулся и закинул ноги. Затем осторожно полез вверх. Меня отделяло от окна метра полтора широкого карниза. Я встал на него и приблизился к окну. В комнате горел свет. Элен сидела на том же месте, что и в первый раз. Только теперь она не улыбалась и не кокетничала. Я толкнул створки окна. Они бесшумно растворились. Я спрыгнул на ковер. Элен не пошевелилась, и я уже знал почему. На белой кофточке с левой стороны расплылось красное пятно. Из маленькой дырочки текла неправдоподобно красная кровь. Я прикоснулся к ней, ее тело было еще теплым, настолько теплым, что я был готов
Я бросился к окну. В дверь снова позвонили. Я выглянул в окно – там тоже были полицейские. Я был в западне! Пытаться бежать бессмысленно. Единственное, что я мог сделать, избавиться от оружия и бороды. Я стер отпечатки пальцев с обоих пистолетов и сорвал бороду. Затем открыл шкаф, чтобы сунуть все это туда. Дверь едва держалась под натиском полицейских. Внезапно из шкафа к моим ногам выпал рыжий парик Карла. Я закрыл шкаф и уселся в кресло. Больше ничего не оставалось делать, как ждать, когда полицейские сломают дверь.
2
Я сидел в небольшой прокуренной комнате с решетками на окнах. Напротив меня сидел высокий худой человек с козлиной бородкой. Это и был знаменитый Жермен Форестье. Он вынул изо рта сигарету и повторил:
– Итак, вы говорите, что не причастны к убийствам, верно? Ни Элен Фарэ, ни тех двух во «Фламинго»?
– К ним я тоже не имею ни малейшего отношения.
Я находился в полицейском управлении вот уже десять часов, и весь разговор, который я вел с инспектором, сводился к тому, что он пытался убедить меня, будто я виновник трех убийств, я же убеждал его в обратном. Он приводил неопровержимые улики, я упорно стоял на своем. Получался замкнутый круг. Если я признаюсь в тех двух убийствах во «Фламинго», то мне надо доказывать, что я совершил их в целях самообороны. Но тогда они мне пришьют убийство Элен Фарэ, и тут ни о какой самообороне не может быть и речи.
Против меня были только косвенные улики, а на них обвинение не построишь. Наконец инспектор приказал отвести меня в камеру. Я шел по коридору с двумя охранниками, а между тем мысли работали в одном направлении: как отсюда выбраться? По пути на допрос и с допроса бежать не было никакой возможности. Здесь на каждом повороте по полицейскому, и у каждого рука на кобуре. Оставалась камера.
Мы спустились по каменным ступенькам в подвал, дверь открылась, и меня впихнули в мое новое жилище, тесную сырую камеру размером три на четыре метра. У маленького зарешеченного окна стоял стол. Рядом была кровать. Солнце стояло в зените, и в камере было довольно светло.
Я встал на стол и осмотрел решетку. Сработана на совесть. Взламывать ее – пустое занятие. Я походил по камере и лег на кровать. Отсюда нужно выбраться! Я должен, обязан отомстить за своих друзей и найти Карла, если он еще жив.
Пролежав часа два, мне так и не удалось найти выход из создавшегося положения. Я так был измучен допросами, что, как только расслабился, моментально уснул. Разбудил меня охранник.
– К вам посетитель, – сказал он и сразу же вышел, оставив дверь открытой.
Вот он, мой шанс! Кто бы он ни был, я захвачу его одежду
Лесаж между тем вошел в камеру, закрыл за собой дверь и уселся на стол. Он увидел, что я готов напасть на него, и остановил меня, спокойно сказав:
– Прежде чем ты набросишься на меня, я хочу тебе сказать пару слов.
– Мне не о чем с тобой разговаривать, – буркнул я.
– Но ты все же выслушаешь меня, – сказал он, и в его руке я увидел «кольт» 45-го калибра. Это был сильный аргумент, против которого трудно возражать.
– Так что ты собираешься мне сказать? – спросил я, отбросив на время свои агрессивные намерения, и поудобнее устроился на кровати.
– Прежде всего, я твой друг, более того, у нас с тобой общие цели.
– Интересно.
– Вот именно, интересно. Я, конечно, сознаюсь, что совершил ошибку, когда захотел силой доставить тебя к себе. Ты ловко устроил эту штуку с подставным лицом.
Я не смог сдержать ухмылки.
– Так вот, – продолжал он, – я знаю, что за тобой охотятся, но не знаю почему. Я лучше расскажу тебе всю историю с самого начала, а ты приготовься слушать и оставь свои попытки напасть на меня. Это в твоих же интересах.
Я посмотрел на пистолет в его руке.
– Начну с того, что известно мне из всей этой истории, – продолжил он, достал из кармана пачку сигарет и не спеша закурил. – После войны немцы оставили во Франции хорошо подготовленную разветвленную организацию. Она настолько велика, что ты даже не можешь себе представить. Агенты были глубоко законспирированы. И внезапно эта организация начинает охоту за группой французов, которые объединены лишь тем, что были в Сопротивлении во время войны. – Он заметил, что я слушаю с интересом, и спрятал пистолет в карман. – Вот уже год я охочусь за этой организацией, пытаясь хоть за что-то зацепиться. И вдруг они начинают вести себя настолько неосторожно, что дают себя обнаружить. Естественно, я начал расследование. Пойми, мне нужна голова этой организации, остальное – проще. Поэтому у меня к тебе несколько вопросов и небольшое предложение.
– Ну что ж, валяй!
– Во-первых, почему эта банда охотится за тобой и твоими людьми? Понятно, что это связано с войной, и что-то очень важное.
Я достал сигарету и закурил. Затем медленно произнес:
– Я, пожалуй, знаю, что они ищут, уверен на семьдесят процентов.
Его глаза уперлись в меня.
– Но я не могу сказать тебе этого, – продолжал я. – Видишь ли, я не могу быть уверен, что ты не член этой организации.
Он поперхнулся дымом и погасил сигарету. Видно было, что он напрягся, но сдержался.
– Да, да, – сказал я решительно. – Когда ты докажешь обратное, я выложу все свои карты.
Лесаж попытался возразить, но потом задумался.
– Ладно, – сказал он после небольшой паузы, – будем играть втемную. Ты не говоришь мне, за чем они охотятся, но поможешь мне взять их.
Я прикинул, что мне терять нечего.
– А ты уверен, что сотрудничество с тобой поможет мне отыскать своих друзей и вообще выйти на организацию?
– Наверняка. Это их рук дело.
– О'кей.