Беззвёздная дорога
Шрифт:
— Это Маэдрос так сказал? — ответил Элронд. — Это сказано не зря. Он не так щедр на похвалу.
— Он ни на что не щедр, — сказал Элрос. — Он злой старый верзила. Турон! Ненавижу его ещё больше.
— Но он ведь всё-таки научил тебя владеть мечом, — сказал Элронд.
— Надеюсь, что смогу им воспользоваться против него. Пусть всё зло обратится против самого себя!
— Не надо так говорить, — сказал Элронд. — Они ведь наши родичи, и мы — не такие, как они.
— Я ещё больше его ненавижу, — сказал снова Элрос. — За исключением
— Я никогда не слышал, чтобы Маглор лгал, — сказал Элронд.
— Да, никому, кроме самого себя! — сказал Элрос. А Элронд ничего не ответил.
Прошла минута. Затем Элрос нахмурился.
— Мы ведь теперь уже достаточно взрослые, Элронд. Там — наш отец. Это наша страна. Мы ведь не беглецы, не чужестранцы, которые хотят начать войну. Мы здесь родились. Кто они такие, чтобы нас останавливать? Они всего лишь тюремщики. Мы должны быть с нашим отцом. Это наша война!
Элронд ничего не ответил.
— Это наша война! — снова сказал Элрос, чуть мягче, и Фингону показалось, что он вот-вот заплачет. — Ведь это только они нас тут держат.
— Разве это и не их война? — сказал Элронд.
Брат посмотрел на него.
— Я никогда не слышал, что они пришли с Запада по какой-либо другой причине, — сказал Элронд, — чем чтобы увидеть низвержение Моргота. И ведь многие из них, кого они любили, погибли — и всё от козней Моргота, в первую очередь их отец! Конечно же, это их война, и это только мы держим их тут.
Элрос, казалось, пытался что-то сказать.
— Я знаю, что ты хочешь сказать! Что они должны идти, и мы тоже должны идти; что мы должны помочь отцу, а они должны погибнуть с честью, встретившись лицом к лицу со злом, с которым они пришли встретиться.
— Это был бы лучший конец, чем тот, который встретил любой из их проклятых братьев, и лучший конец, чем они заслужили! — сказал Элрос.
— Но если они пойдут, — сказал Элронд, — я думаю, что эта война закончится поражением.
Элрос замолк.
— Поражение? Со всеми войсками с Запада, с самими Валар, и с нашим отцом — да о чём ты говоришь? Какое поражение?!
— Снова и снова оказывалось, что Клятва Феанора оборачивается на пользу Морготу, — сказал Элронд. — Ты только подумай об этом! Это цепь зла, и Повелитель Тьмы знает, как её использовать. Конечно, всё зло в конце концов служит ему.
— Их же двое, Элронд, — сказал Элрос. — Два покрытых шрамами старых эльфа не смогут случайно обеспечить поражение всем войскам Запада.
— Я не считаю, что это невозможно, — сказал Элронд, — малое может уничтожить великое. — Он взглянул на брата и затем дёрнул его за ухо. Элрос запротестовал, и Элронд показал ему несколько прядок неловко срезанных волос, которые он не смог снять. — Может быть, наша цель в этой войне одна, — сказал он, — удерживать их здесь.
— Тебе легко говорить, — мрачно сказал Элрос.
— Нет, — сказал Элронд, — на самом деле
Оба мальчика некоторое время молчали. Фингон увидел какое-то движение и взглянул на дверь. Там молча стоял Маглор. Теперь в его волосах показалась белая прядка — от шрама, который он получил в Дориате. Он действительно казался старым. Его взгляд остановился на Элросе с его отрезанными волосами, и его глаза стали печальны. Фингону показалось, что в двери за ним появилась какая-то тень. Может быть, и Маэдрос был там? Это были они оба?
— Эта дурацкая клятва, — наконец сказал Элрос очень тихо. — Они должны нарушить свою клятву. Они давно должны были её нарушить.
— Наверное, они никогда не должны были её давать, но теперь уже слишком поздно, — сказал Элронд. — А нарушить её они не могут. Они призвали в свидетели Единого — никто не может их освободить.
— А я скажу, что они теперь должны её нарушить! — сказал Элрос.
— Да кто ты такой, чтобы так говорить?
— Я — дитя Илуватара, — сказал Элрос. — Этого разве недостаточно? Если им нужна весть от Единого, то любой может им её принести. Все это знают. Они должны нарушить свою клятву и принять последствия.
— Даже Вечную Тьму?
— А что, они её не заслужили?
— Пожалей их, Элрос!
— Почему? — сказал Элрос. — Они нашу мать пожалели?
Элронд на некоторое время замолк. Наконец, он сказал:
— Конечно, никто не нуждается в жалости более, чем безжалостные.
Элрос фыркнул и ничего не ответил. Фингон посмотрел в дверь. Маглор всё ещё стоял там. Он не сдвинулся с места. Стоял ли Маэдрос у него за спиной? Действительно ли там были оба?
Наконец, Элрос сказал:
— Я всё-таки думаю, что они должны нарушить свою клятву.
— Вот это действительно — тебе легко говорить, — сухо сказал Элронд.
— Я всё равно так думаю, — сказал Элрос, — или я думаю, что можно просто лечь и умереть, и нашему отцу тоже, и пусть нас сожрут драконы. Вот что я думаю. Поскольку если Всеотец таков, что хочет, чтобы такая клятва соблюдалась, то нам всем нужно бояться чего-то похуже, чем Моргот.
— Элрос! — воскликнул Элронд; он был почти так же шокирован и так же упрекал Элроса, как и Фингон про себя. Неужели его двоюродные братья воспитали мальчиков так, что они способны на такие дурные речи? Однако стоявший у двери Маглор тоже, казалось, пришёл в ужас.
Элрос рассмеялся, и если ему и было стыдно, то совсем немного.
— В конце концов, я дитя Людей, — сказал он.
— С тобой просто невозможно разговаривать, — сурово сказал Элронд; но он ещё не был Элрондом Мудрым, который прожил две Эпохи этого мира, и суровость его была не очень убедительна. Так что брат его только рассмеялся. Элронд вздохнул и потянулся за кинжалом.
— Если ты, то тогда и я, — сказал он. — Помоги-ка мне. Ты выглядишь ужасно.
— Не буду, — сказал Элрос. — Ведь твои волосы тебе нравятся. Оставь, как есть!