Бибинур
Шрифт:
– О ком говорила Гамиля? – спросила Айгуль, пытаясь отвлечь мать, когда они явились на прием к врачу. Из-за тревоги Бибинур приехали с запасом аж на целый час раньше. Отметились на стойке регистрации и уселись на мягких диванах в самом конце коридора.
До того дорогая обстановка была вокруг, что Бибинур даже прослушала вопрос дочери и с ужасом рассуждала о том, что совершенно её мелочные проблемы не должны трогать людей, трудящихся в этих белых ухоженных стенах. Хотелось бы ей шикануть хотя бы перед Гамилей, что ходили в больницу со гордой припиской «частная». Но ведь о таком постыдно говорить и саднило неприятно сердце из-за лжи помноженной ложью вкруг да около. А тут ещё незнакомцу с именем Александр Александрович нужно вещать о полчищах насекомых, которые её одолевают. Стыдоба, да и только. Так её сейчас
– Мам? – позвала Айгуль, замечая замешательство в глазах матери.
– Чего? – спросила Бибинур.
– О ком Гамиля то рассказывала? Что за синявка? – Бибинур усмехнулась и махнула рукой. Опять, даже не присутствуя, Гамиля смогла сбить сестру с печальной ноты.
– Ой, да это мальчишка Азамат, помнишь рыжий такой? – Айгуль с трудом вспомнила, что среди черноволосых башкир вообще есть рыжие, что уж говорить о каком-то Азамате – да жили они на другом конце деревни, на год тебя младше. Пакостник такой был, стог сена им спалил.
– А-а-а – вдруг вспомнила Айгуль и покраснела – Азамат рыжая борода, да-да, помню – «и правда ведь почти вся семья рыжие, только отец черноволосый. В мать все пошли, цыганка вроде» думала про себя Айгуль и незаметно краснела.
– Ну так вот Гамиля думает, что он наркоман. Цыганская кровь, что тут скажешь.
– А как это дядя Идрис с цыганкой то сошелся? – вдруг спросила Айгуль, просто из любопытства, и чтобы отвлечь мать от ужаса встречи с психиатром.
Бибинур пожала плечами и не ответила. Она знала, как они сошлись, да почти все деревенские её возраста знали, но молчали, покуда цыган боялись, мало ли ещё порчу какую наведет или проклянет. Не их это дело с кем Идрис семью завел, да и сейчас никто к ним не лез, только болтали за спиной иногда. С годами, однако сжились с цыганкой, на деле она доброй и простодушной оказалась, всегда готовая помочь, всегда при деле по хозяйству. Таких Бибинур уважала и не стала до дочери сплетни лишние доносить. А вот про младшенького уже сколько лет лепечет каждый угол деревни, да и сама Лола не стеснялась жаловаться на непутевого сынка, так что скрываться не было смысла. Азамат рыжая борода, как его прозвали ещё в детском саду, всегда был местным посмешищем из-за выпуклых зеленых глаз и ярко-рыжих волос, которые ни одним утюгом не уложишь. Весь он был какой-то не складный и необычный, так что от ребят ему влетало крепко в начальных классах, а потом он до того хитрый стал, что с таким пронырой связываться себе в убыток было.
– Я давно Азамата не видела – отстраненно продолжила Айгуль, краем глаза поглядывая на руки матери. Они строго лежали на коленях и не двигались – Мы с ним дружили.
– Да ладно? Ну сегодня прям день открытий – усмехнулась Бибинур.
– Да, было дело. Жаль, что он снаркоманился.
– Жаль, конечно, а как Лолу жаль. Эх, давно мы с ней не виделись, давно. Да я мало с ней общалась, но мы же в школе вместе работали в одно время, пока её в воровстве не уличили и ведь сама призналась, что сперла. Зачем спрашивается? А говорит моча в голову ударила. Ну вот ей как цыганке всё простили, мол цыганам воровать по долгу службы положено, в этом их хлеб. Странный народ, конечно, никто даже камня в неё не кинул, только роптали, а так ведь плевать. Цыганам воровать можно, а нашим – она показала кулак и рассмеялась истерическим тонким смешком – разговорилась чего-то я. Азамат… – она не договорила и стихла, пальцы забегали по коленкам, защелкали ногти. Айгуль отвернулась, не хватало сил на это смотреть. Мысли её были далеки отсюда, как и матери ей нужно было хоть на минуточку подумать о чем-то, кроме болезни и первое, что пришло в голову был Азамат.
«Ой, как же стыдно, до сих пор стыдно» всполошилась внутри Айгуль, а сама прикрыла глаза и прильнув к стене сделала вид, что прикорнула.
Помнилось ей из тех трех месяцев не так много, к счастью. Помнилось как жгли костры в брошенном от пилорамы фундаменте, как играли в карты и пили пиво из пластиковых
Зачем и кому было надо воровать эти жалких десять яблок в третьем часу ночи Айгуль не знала, но этот момент ей запомнился так ясно и свежо, что каждую мелочь той ночи могла она воссоздать в своей памяти.
Ей до сих пор было не ясно, как они сдружились с Азаматом, потому что общих тем для разговора у них не находилось и в компании он занимал положение вроде какого-то мелочного рецидивиста. Всегда он где-то мог раздобыть сигарет и выпивку, страшно любил играть в карты, но на деньги не играл, потому что их как будто у него и не было. Язык его и того был хуже, за что из рыжей бороды Азамат в девятом классе перекочевал в помело, ведь нес порой такую околесицу и так врал, что концов сыскать не могли даже местные полицейские, в чей кабинет он вынужден был захаживать время от времени. Но они, однако, сошлись, ни как друзья, ни как пара, Айгуль так и не смогла подобрать правильного определения их отношениям.
И так она глубоко ушла в воспоминания, что оживал перед её глазами густой черный лес, холм, с которого была видна вся деревня и звезды, пробивающиеся сквозь кроны деревьев. Далекий их холодный свет в августовскую пору был особенно ярок. Мириады огоньков над совсем юными головами и вокруг жухлая трава, колючие иголки сосны и тишина. Азамат обычно курил, если не курил, то безостановочно о чем-то болтал, а порой и совмещал два этих занятия. Но в ту их, как оказалось, последнюю ночь он молчал. Уже будучи взрослой, Айгуль понимала, что тогда его молчание означало куда больше. О чем-то он думал, тянул эту ночь как конфету-тянучку, а потом заговорил о звездах. Азамат и астрономия были далекие друг от друга вещи, но он что-то видимо выдумывал на ходу, будто усыплял бдительность Айгуль.
Руки у него были мягкие и маленькие, ими он и уложил Айгуль на свои колени задрал голову к небу, убеждая её в том, что на звезды никак иначе смотреть нельзя, кроме как распластавшись на земле. Только так она никогда не смотрела на небо сквозь его вихры волос, сквозь его озадаченный силуэт, который ни на что решиться не мог. И конечно после она убеждала себя, что не было в ней тогда и мысли, точнее догадки о его желаниях, однако в действительности лежа на его теплых острых коленках, видя его почти полностью скрытое темнотой лицо, она ехидно улыбалась, с нетерпением ожидая развязки. Даже сейчас, прижавшись к холодной стене коридора, Айгуль с трепетом думала о том, что мягче его рук ничего в жизни не знала, ни один мужчина после так бережно не гладил её волосы, так нежно не обводил пальцами дрожащие губы, не согревал ладонями вспыхнувшие молодым стыдом щеки.
Единственное, что она почти не помнила, так это разговор. Лишь несколько обрывочных фраз остались в её воспаленном мозгу, когда руки его ушли под вязанную кофточку и нащупав грудь осторожно погладили. Должен был вспугнуть, чтобы ударила, чтобы взметнулась с криками и побила этого недоноска. Однако ж не смогла. В бликах света фар, проносившейся по дороге машины, Айгуль рассмотрела его испуганное лицо. Её даже удивило, что страшно здесь ему, а не ей. А ведь ей и впрямь было не страшно, не с ним, не с этими руками и этим убаюкивающим голосом. Возможно, он даже ждал, что его как обычно обломают, ну, потому что это Рыжий Азамат, сын цыганки, никто на него кроме как на смешного уродца не смотрел. И ему бы оттого даже было легче, ведь привычный сценарий, знакомый. А тут Айгуль даже не дрогнула, улыбнулась в ответ, и рука его замерла в отчаянии на её мягкой и совсем небольшой груди.
– Бибинур Агалямова? – Айгуль вздрогнула и открыла глаза. Разом растворился туман её прошлого, она живенько встала и посмотрела на мать – Бибинур Агалямова? – повторил врач, внимательно прочитывая имя следующего пациента на папке.
Конец ознакомительного фрагмента.