Библейские холмы
Шрифт:
А сейчас немцы ломали голову у башни из Борсиппы. Арабы утверждали, что это Бирс Нимрод, башня Нимрода, могучего властителя и охотника, который основал вавилонское царство таким, каким его знает Библия. Иосиф называет его строителем Вавилонской башни, преступником перед богом. Нет почти никакого сомнения в том, что еврейский историк Иосиф, как задолго до него и Геродот, имел при этом в виду большую храмовую башню из Борсиппы—Бирс Нимрод. На мощном основании некогда поднималось семь, суживающихся кверху башен. Вместе с основанием их было восемь. Еще и сегодня остатки этой огромной, по-видимому, самой большой храмовой башни в Месопотамии, поднимаются из развалин на 46 метров в высоту.
Отчего начался этот ужасный пожар? Библия ничего не говорит об этом. В ней сообщается лишь, что господь «сошел вниз» и «смешал» языки всех строителей башни. Они перестали строить башню и были рассеяны
Заставил ли их бежать этот гигантский пожар, охвативший башню? Наверное, так оно и было. Катастрофа, очевидно, и «смешала» их языки. Строители башни пытались найти слова, но больше уже не смогли понять друг друга.
Итак, катастрофа пришла с неба. Был ли это разряд молнии страшной силы, поразивший башню? Все говорит в пользу объяснения, которое дал Вильгельм Кениг (член немецкой экспедиции в Варка); оно представляется наиболее вероятным: «Обычные строительные кирпичи могут расплавиться только в очень сильном огне. Но как это могло случиться на открытом воздухе? Что же послужило причиной? Где был источник энергии, которая смогла расплавить кирпич? Даже если поступить совершенно безрассудно, а именно: обложить весь зиккурат[8] легко воспламеняющимся материалом и потом поджечь его, то, как же все-таки могла бы расплавиться внутренняя часть этой массивной кирпичной постройки? И все-таки случилось именно так. Свидетели этого еще и сегодня, через тысячелетия, открыто лежат на земле... Я невольно подумал о мощных, обычных для этой страны разрядах молний — и спутанные предположения постепенно принимали определенную форму: да, это был как раз тот самый источник энергии, которая смогла бы расплавить массивный зиккурат до основания, что соответствует и нашим сведениям из области естественных наук. Разряды электричества, образующиеся в результате скопления водяных паров или облаков пыли, характерны для Ирака в определенное время года. Электрические разряды в воздухе там зачастую настолько велики, что, например, у лошадей, которые имеют естественные изоляторы — копыта из рогового вещества,— во время грозы длинные хвосты стоят подобно щеткам для мытья бутылок. Следовательно, при каких-то неизвестных обстоятельствах атмосферный заряд вызвал огромную молнию, которая попала в башню, где высокая степень влажности создала подходящие условия для возникновения электрического разряда. При этом влага оказала гигантское сопротивление, способствующее возникновению такой температуры, что внутренняя кирпичная обшивка массивной постройки расплавилась, а вода, скопившаяся на стенах башни, испарилась и вызвала многочисленные взрывы. Взрывы разрушили большую часть каменной кладки, которая обрушилась с высокой террасы, и горящее расплавленное ядро переместилось вверх».
От этого времени, то есть приблизительно с VII века до н. э., сохранились остатки высоких стен, расщепленных сверху донизу так, словно исполнилось предсказание пророка Иеремии (51, 25—26): «Вот я на тебя, гора губительная, говорит Господь, разоряющая всю землю, и простру на тебя руку Мою, и низрину тебя со скал, и сделаю тебя горою обгорелою. И не возьмут из тебя камня для углов и камня для основания, но вечно будешь запустением...»
Иеремия жил во времена вавилонского пленения. В то же время археологии известно, что во времена Навуходоносора, который разрушил Иерусалим и обрек детей Израиля на изгнание, строительство башни в Борсиппе продолжалось. Пророчество Иеремии, таким образом, относится к событию, которое произошло в VI веке до н. э. Восходит ли библейский текст о построении башни в Вавилоне к столь позднему времени? Действительно ли ее поразила молния?
Об этом и размышляли немцы у подножия Вавилонской башни. Далеко на горизонте, там, где простирался Вавилон, лежали бесконечные цепи холмов щебня, которые они раскапывали уже в течение трех лет без тени надежды на какой-либо серьезный успех!
Следовало попытать счастье в другом месте!
Может быть, в этом случае успех придет быстрее? Нельзя, конечно, совсем отказаться от раскопок Вавилона, но что им помешает начать раскопки севернее города, в основной области обитания ассирийцев?
Хотя Ниневия, Дур-Шаррукин и Калах были уже открыты, до сих пор не найден еще город, от которого получили свои имена Ассирия и ее главный бог Ашшур. Где же лежит Ашшур?
В ста километрах ниже по реке от Мосула и Ниневии лежит на широкой излучине Тигра пустыня Калат Шергат. Здесь расположен один из тех заманчивых для исследователя холмов, которые безжалостно скрывают блеск и нищету
Скопища мух днем и скопища комаров ночью, жаловался Вальтер Андре, сразу же отравляют жизнь в этом «лунном краю, лишенном растительности». Только изредка проходят здесь караваны из Мосула или из Багдада. Кто хочет жить и работать в этой пустыне, должен запастись всем, вплоть до куска хлеба и капли воды. Он должен запастись терпением и проявлять огромный интерес к своей работе. Он должен научиться переносить весной, летом и осенью мучительные укусы песчаных мух, вызывающие сильный зуд; от этих мух не защищает ни одна противомоскитная сетка. Он должен преодолеть возникающую от этих укусов лихорадку, которая сопровождается болями в суставах, сильной потливостью и температурой выше 40 градусов. Он должен, наконец, перенести ужасную болезнь — так называемую багдадскую шишку, которая продолжается не менее года и начинается, вероятно, под влиянием тех же укусов песчаных мух. Багдадская шишка появляется большей частью на открытых частях тела, на руках, ногах и лице. Для начала болезни характерно фурункулезное воспаление, сама шишка вырастает лишь через несколько месяцев.
Боли, жажда, потливость, укусы, лихорадка (чаще всего малярия!), воспаление глаз — все это приносит с собой пустыня. Археологи не могут сбежать от нее, ибо как раз в пустыне, в мертвом уединении этого лунного края, выполняют они свою основную задачу. Вальтер Андре провел здесь одиннадцать лучших лет своей жизни — с 1903 года до начала первой мировой войны 1914 года. За это долгое время пребывания в чужой стране он, наверное, не один раз рассказывал удивленно слушавшему его арабу о том, что на его родине есть деревья, зеленые деревья, даже целые леса и луга, покрытые зеленью почти в течение всего года, и тихие ручьи, по берегам которых растут белые и красные цветы.
Только привыкнув к однообразию пустыни, где нет ни кустика, ни деревца, по-настоящему начинаешь понимать, что такое рай на земле. В пустыне знают цену зелени. И знают, что такое настоящий ветер. В раскаленном мерцающем воздухе по твердой глинистой земле несет он облака пыли из мелкого красного песка пустыни. Этот горячий и сухой ветер, насыщенный пылью, проникает под одежду, в волосы, в глаза, нос и рот. Он приносит с собой не только болезни, но и жажду, вечную жажду.
Это страна фата-морганы. «Я вижу перед собой воду,— говорит Вильгельм Кениг,— прекрасную голубую сверкающую воду. Но только на короткое время, потом она появляется где-то в другом месте, исчезает, опять приближается ко мне, издеваясь над умирающим... Нарушается способность определения и восприятия расстояний, глаза больше не видят. Нежные спокойные очертания холмов расплываются в тумане мелкого несущегося песка пустыни, увеличиваются, грозят исчезнуть — проходит совсем немного времени, и этот таинственный мираж пропадает, все вновь принимает свой прежний вид. Фантастический великан растворяется в воздухе, превращается в маленький камень; козы, овцы оказываются кучками засохшей глины».
Безуспешные вначале раскопки Вавилона привели Кольдевея к решению копать в Калат Шергате. В начале 1903 г. вместе с семьями арабских рабочих он отправляется из Вавилона за 400 километров от него, к новому месту раскопок. В это же время возвращается из Германии, где он проводил свой отпуск, отдыхая после Вавилона, Вальтер Андре. Вместе с ним приехал молодой Эрнст Герцфельд.
Оба они относятся уже к тому поколению археологов, которое изучало, как надо проводить раскопки. От них-то и пошло меткое выражение: «Ничто так недолговечно, как яма».
Для этого нового поколения стало ясно, что не так уж важно раскопать среди щебня древних развалин возможно большее число экспонатов, которыми потом в прохладных залах музеев будут по воскресеньям любоваться посетители. Гораздо важнее наблюдать в самой земле за ходом развития культуры и истории. Эти молодые археологи критически и даже с неудовольствием смотрели на поспешные и беспечные «копания» своих предшественников; они считали, что такие «копания» принесли не меньше вреда, чем варварские разрушения, причиненные столетия и тысячелетия назад ордами жестоких и беспощадных врагов, усугубленные позднее грабительским кладоискательством. Оно, это молодое поколение, уже знало, что каждое неосторожное движение лопатой в этом мертвом, погребенном мире навсегда разрушает что-либо ценное и поэтому должно быть сделано с максимальной осторожностью.