Библейские образы
Шрифт:
Характер действий Иеошуа в определенном смысле подобен действиям Моше. Иеошуа не был предводителем, который поступает в соответствии с возникшими обстоятельствами или пророческими сообщениями; не был он и вождем, который полагается в основном на себя, как, например, Давид или Шмуэль. Действия Иеошуа как военачальника и религиозного вождя соотносились с направлением, определенным свыше. В каждый критический момент, перед каждым важным предприятием он, как и Моше, получал наставления свыше о том, как действовать. Иеошуа следовал курсу, проложенному до него. Он мог по своему разумению определить детали плана, но план был составлен не им. Он должен быть завершить его осуществление путем завоевания и заселения Страны Израиля, — в этом заключалась великая цель Исхода из Египта. Благодаря Иеошуа эта цель была достигнута.
Этот взгляд на роль Иеошуа разделяется многими комментаторами.
Моше и Иеошуа были участниками одной эпопеи, в которой они поочередно играли роль лидеров, хотя различия между ними подобны различию между солнцем и луной: один был источником света, а другой был лишь его отражением, хотя и тот и другой несли людям слово Всевышнего.
Мидраш, говоря о различии между Моше и Иеошуа, указывает на эпизод, произошедший перед завоеванием Иерихона, когда Иеошуа преклонился перед «предводителем воинства Б-га». Как обычно, мидраш основывается на духе библейского повествования, а не на его буквальном изложении, и в данном случае вкладывает в уста ангела, представителя Воинства Небесного, следующие слова, объясняющие причину его появления: «Когда жив был Моше, он не хотел видеть меня, но теперь ты можешь принять меня, чтобы я мог помочь народу Израиля». Эта ситуация становится понятной, если учесть, что Моше сам находился на уровне ангела, который был послан народу Всевышним, и поэтому не нуждался в другом посланнике Всевышнего, но Иеошуа была необходима помощь свыше.
И все же различие между Моше и Иеошуа не вполне определено комментаторами: оно выходит за рамки соотношения между более великим и более малым или различия между творческой оригинальной личностью и исполнителем. Дело в том, что Иеошуа проявляет некоторые особые черты, которые отсутствовали у Моше. Отсюда и потребность Моше в Иеошуа. Она проявилась, например, в странном разговоре Моше с Иеошуа накануне битвы с амалекитянами в Рефидиме. Перед тем, как подняться на холм, чтобы молиться там, воздев руки, Моше сказал Иеошуа: «Выбери нам мужей и выходи на войну с Амалеком» (Шмот 17:9). В это время, то есть вскоре после выхода из Египта, Иеошуа был еще очень молод, и этот разговор — первое упоминание о нем в Танахе. Кажется странным, что Моше обращается к этому неизвестному юноше почти как к равному. По-видимому, повеление Моше означает и еще раз подтверждает, что он вполне сознавал пределы собственных возможностей: он знал, что был и останется «человеком Всесильного», хотя время от времени и нисходил (не всегда успешно) в мир людей и людских деяний.
В конечном счете Моше не был человеком практического действия. Чтобы общаться с народом, он нуждался в помощи того, у кого были более близкие отношения с людьми, кого народ встречал с пониманием, которого Моше не хватало. Он по-своему понимал людей, проявлял по отношению к ним высшую степень любви и готовность к самопожертвованию, но он был над ними и вне их. Он вел людей, всецело поглощенный заботой об их благополучии, но относиться серьезно к их повседневным проблемам не мог. Он даже говорил Всевышнему: «Разве я носил во чреве народ этот и разве я родил его, что Ты говоришь мне: носи его на руках, как нянька носит ребенка» (Бемидбар 11:12). Моше не воспринимал народ как сообщество взрослых людей и чувствовал себя опекуном плачущих младенцев, не способных на благодарность и понимание. В то же время он вполне сознавал необходимость прямого контакта с
Мы знаем, что Моше не суждено было вступить в Страну Израиля. Он был человеком духовным, связанным с чудом манны небесной, столпа огненного, со всем тем, что выходило за рамки обычных законов природы. Но Страна Израиля — это вполне реальное, земное место, и поэтому практическое исполнение Б-жественного предписания не могло быть возложено на Моше, личность и учение которого были, в некотором роде, вне этого мира. Для того чтобы материализовать это трансцедентное учение, чтобы перевести пророческое видение в сферу физическую, реальную, нужен был такой человек, как Иеошуа.
Этот специфический характер отношений между Моше и Иеошуа проявляется каждый раз, когда они показаны вместе. В битве с амалекитянами Моше остался на холме молиться, тогда как Иеошуа пошел сражаться. При Даровании Торы на горе Синай Моше поднялся на вершину, в туман и облако, где Всевышний говорил с ним, а Иеошуа, сопровождавший Моше до определенного места, остался на посту. Иеошуа тоже стоял над народом, но был не так далек от него, как Моше. Тем не менее именно Иеошуа был первым и единственным, кто видел не разбитые Скрижали завета, когда Моше спустился с горы. Иеошуа был тем, кто сопровождал вождя народа и пророка и в конечном счете осуществил его стремления.
В разговорах между ними ощущается странная близость, хотя они не были родственниками. Моше говорил с Иеошуа почти как с сыном, и тот отвечал ему сыновней любовью. Когда Эльдад и Мейдад осмелились пророчествовать без ведома и разрешения Моше, Иеошуа, узнав об этом, воскликнул: «Господин мой Моше, воспрепятствуй им!» (Бемидбар 11:28). Иеошуа сказал это в спонтанном порыве ревностной заботы о чести и величии учителя: как смеет кто-то, кроме Моше, поднять голос в Б-жественном пророчестве?! Что же касается реакции Моше, то в ней сквозит и тонкий юмор, и симпатия к ученику: «Не ревнуешь ли ты за меня?!»
Разумеется, Иеошуа ревновал; он был озабочен тем, чтобы авторитет Моше не был задет. Сам Моше, проявляя широкий взгляд на вещи, мог воскликнуть: «О, если бы все в народе Всевышнего были пророками!» Моше, провидец и мыслитель, мог позволить себе быть великодушным, но Иеошуа, будучи практичным человеком, понимал, что у народа должен быть один лидер и только один.
Проблема разделения полномочий священника и вождей (или судей, а затем царей) то и дело возникала в истории Израиля. Иеошуа столкнулся с этой проблемой в самом начале своей деятельности: по велению Всевышнего Моше поставил во главе народа Иеошуа, но при этом ограничил свободу его действий решениями священника Эльазара (Бемидбар 27:21). Так были определены два типа руководителей народа: светский глава и военный предводитель (Иеошуа) и духовный руководитель, священник (Эльазар, сын Аарона). Однако Иеошуа не принял эту идею двойного руководства; он, видимо, не верил в эффективность равного статуса двух лидеров (впрочем, Моше и Аарон тоже не были реально равны) и действовал соответственно.
Иеошуа превосходил своего учителя в более реалистическом понимании ситуации. Поэтому именно он, а не Моше, оказался тем, кто осуществил начатое Моше великое дело завоевания Земли Обетованной. В то же время Иеошуа в полной мере сознавал свое место «слуги Моше» и ревностно исполнял повеления учителя. И, завершив задачу, возложенную на него Моше, Иеошуа снова и снова подчеркивал, что он был лишь исполнителем великого замысла учителя.
Прощальное собрание, на котором Иеошуа сообщил народу о завершении своей миссии, — необычное явление в истории. Иеошуа отказался от власти, которой умел пользоваться, распустил войско, которое сам же сформировал, и провозгласил утопический уклад жизни без государства, то есть без центральной власти, чтобы каждый все решал сам за себя. Иеошуа закончил свою миссию, завершив великую эру в истории народа. На этом необычном собрании он сделал обзор прошедших событий и заявил: наши отцы жили по другую сторону реки и поклонялись другим богам; ныне Всевышний привел нас в эту страну, где мы должны поклоняться Ему. Обещание, данное Всевышним сынам Израиля, выполнено, и им предоставлена свобода выбора между служением Всевышнему или другим богам.