Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993)
Шрифт:
С наркомом прибыл полковник Саркисов и еще какой-то довольно молодой полковник, которого я видела впервые. Новая форма с генеральскими погонами делала Лаврентия Павловича неузнаваемым. Он казался даже выше ростом и свежей лицом: исчезли мешки под глазами и желтизна щек. Усов тоже не было…
— Что-то ты постарела, — сказал он, оглядев меня с ног до головы. — Опять работаешь?!
— А чем жить? — отозвалась я.
— Я пособие назначил, — напомнил он.
— Я от него отказалась еще в сорок втором. Руки есть, ноги есть, зачем пособие?
— Ну
Мне сразу стало не по себе.
«Пустит по кругу… и конец!» — подумала я.
Лицо мое, наверное, побледнело, и Лаврентий Павлович не стал добивать мои надежды на завтрашний день. Однако времени на канитель со мной у наркома тоже на оказалось. Он вскоре уехал по делам в управление области и пробыл там до позднего вечера. А ближе к ночи на него было совершено покушение.
Когда легковушка катила к Машстрою мимо заросшего лесом оврага, кто-то выстрелил в заднее стекло. Грузовик с охраной обычно следовал в некотором отдалении, этот фактор был использован. Из машины даже видели промелькнувший за кустами под мост «Харлей», но не слышали выстрела и не придали мотоциклу никакого значения. Тем более, дороги в овражек для автомобиля не было, и это покушавшиеся тоже учли. Пуля их все-таки нашла Лаврентия Павловича. Он всегда таился на заднем сиденье, и вот — касательное ранение: ему поцарапало сверху ухо и задело висок. Снайпер ошибся на сантиметр.
Окровавленный и злой Берия готов был выпрыгнуть из ботинок и, сверкая белками глаз, орал на охрану:
— За что кормлю вас, олухи! Никакой бдительности! Это должно было случиться!..
Я смазала ему царапину на виске и ухе йодом и залепила марлевые тампончики лейкопластырем. Он продолжал рвать и метать. Столкнул с подоконника горшок с цветами. Затем вышел на балкон и хищно, пригнувшись, смотрел в темень. Я молча собрала веником на поднос землю, глиняные черепки и протерла пол мокрой тряпкой. Полковник Саркисов с подозрением следил за мной.
— Кто это мог быть? — спросил Лаврентий Павлович, вернувшись с балкона. — Он знал путь следования и мое место в машине.
Полковник Саркисов лишь пожал плечами.
— Такого хамства не было, Лаврентий. Была война, но был порядок…
— Мне уйти? — спросила я. — У вас разговор.
— Нет, — отозвался нарком.
Затем Лаврентий Павлович несколько успокоился.
— Пусть стрелок думает, что промахнулся. Мы ничего не видели, не слышали, выстрела не заметили…
Однако гонял охрану:
— Искать, искать! Землю рыть, если нада!
Весь придорожный лесной массив был обшарен. Из городской комендатуры привезли несколько собак, немецких овчарок. Ни одна из них не взяла след. Ночь выдалась безлунной, темной. А потом, словно нарочно, пошел проливной дождь.
Лаврентий Павлович никак не мог утихомириться, и все боялись его.
— Французы гаварят: предают только свои, — вспомнил он чужую пословицу. —
— Может, нада выпить?.. — спросил полковник Саркисов.
— Никаких пьянок! — обрезал Лаврентий Павлович. — Ты стал савсем бездельник!
Всю ночь он колготился. Оставшись со мной, заперся и захлопнул балконную дверь. Погасив свет, долго смотрел в окно. Потом разволновался:
— Никому не верю… Все прохвосты! — кричал он.
Я спала отдельно, на другой кровати, и он неоднократно подкрадывался и стаскивал одеяло.
— Что там гудит? — спрашивал он.
— Это на заводе.
— Там всегда гудит?
— Да.
В такой панике я его еще не видела.
Лишь под утро, когда начало светать, он приказал мне раздеться. Но, как оказалось, это было ни к чему. Лишь измусолил меня всю. Я поняла: Лаврентий Павлович также, как и я, постарел, износился и ослаб. Не в порядке у него и с нервами. Вероятно, наркома не на шутку испугала попытка покушения.
Завернувшись до пояса полотенцем, он раздраженно ходил по квартире, хлопал дверьми и требовал от меня маслин.
— Где же я возьму, Лаврентий Павлович, — мирно отозвалась я, а в глазах почему-то стояла Вера в одной блузке, без юбки, и я никак не могла избавиться от этого видения.
Затем нарком вышел на балкон и позвал:
— Саркис, где ты?..
Уже совсем стало светло. За окном пели горихвостки и кричали вороны. Из распахнутой балконной двери пахло свежей росой. Полковник Саркисов, тоже напуганный стрельбой по наркому, спал в легковой машине. Он тяжело поднялся на второй этаж и, козырнув, справился:
— Разрешите доложить, товарищ нарком?.. Стекло на машине заменили, пулевое отверстие заделали…
— Я не то, Саркис… Панимаешь, помоги мне, что-то расклеился Лаврентий, — сказал о себе Берия. И кивнул на меня.
Жутким моим снам не суждено было кончиться. Полковник Саркисов торопливо раздевался, нервно бормоча:
— Давно я… мечтал… об этом…
С животной страстью набросился он на меня, вцепившись потными, липкими руками в голые плечи. Но в самый горячий момент Лаврентий Павлович осадил его.
— Довольно. Астанавись! Теперь я сам… Ты, кажется, раздразнил меня.
Утром я поняла: нарком ко мне охладел и сегодня же отдаст на круг, а потом придется разделить участь Веры Локотковой. Убираясь привычно в комнатах, я как бы спотыкалась о ее слова: «Свидетелей этот упырь не оставит».
Каждая клеточка моего мозга работала в одном ключе. Что делать? Как бежать? Да и возможно ли это? Я слишком много видела и столько лет знала эту команду. И тут я вспомнила спрятанную в сарае веревку. Это единственный шанс. Как мне туда незаметно выбраться? Слезы душили меня, к горлу подкатывался горячий ком. Надо найти в себе силы! Надо уйти из этого грязного мира.