Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 4
Шрифт:
– Островки психики?
Это меня заинтересовало.
– Ну да, процессы, оторванные от всех остальных, замкнутые на себя, подавленные, приглушенные, какие-то воспоминания, очажки памяти. Он воспринял их как рецепт или план какой-то конструкции… Ты ведь знаешь, как похожи друг на друга асимметричные кристаллы хромосом и тех нуклеиновых соединений цереброцидов, которые составляют основу процессов запоминания… Ведь наследственная плазма - плазма «запоминающая». Таким образом, океан извлек это из нас, зафиксировал, а потом… ты знаешь, что было потом.
– А!
– воскликнул я.
– Поэтому ты испугался в первый вечер, когда я пришел?
– Да. Возможно. А откуда ты знаешь, что я и вправду тот добрый старый Хорек, который прилетел сюда два года назад…
Снаут начал тихо смеяться, как будто мое ошеломление доставило ему бог знает какое удовольствие, но сразу же перестал.
– Нет, нет, - буркнул он.
– И без того достаточно… Может, различий и больше, но я знаю только одно: нас с тобой можно убить.
– А их нет?
– Не советую тебе пробовать. Жуткое зрелище!
– Ничем?
– Не знаю. Во всяком случае ни ядом, ни ножом, ни веревкой…
– Атомной пушкой?
– Ты бы попробовал?
– Не знаю. Если быть уверенным, что это не люди…
– А если в некотором смысле да? Субъективно они люди. Они совершенно не отдают себе отчета в своем… происхождении. Ты, очевидно, это заметил?
– Да. Ну и… как это происходит?
– Регенерируют с необыкновенной скоростью. С невозможной скоростью, прямо на глазах, говорю тебе, и снова начинают поступать так… так…
– Как что?
– Как наше представление о них, те записи в памяти по которым…
– Да. Это правда, - подтвердил я, не обращая внимания на то, что мазь стекает с моих обожженных щек и капает на руки.
– А Гибарян знал?… - спросил я быстро.
Он посмотрел на меня внимательно:
– Знал ли он то, что мы?
– Да.
– Почти наверняка.
– Откуда ты знаешь, он что-нибудь говорил?
– Нет. Но я нашел у него одну книжку…
– «Малый Апокриф»?!
– воскликнул я, вскакивая.
– Да. А откуда ты об этом можешь знать?… - удивился он с беспокойством, впиваясь взглядом в мое лицо.
Я остановил его жестом.
– Спокойно. Видишь ведь, что я обожжен и совсем не регенерирую. В кабине было письмо для меня.
– Что ты говоришь? Письмо? Что в нем было?
– Немного. Собственно, не письмо, а записка. Библиографическая ссылка на соляристическое приложение и на этот «Апокриф». Что это такое?
– Старое дело. Может, и имеет со всем этим что-нибудь общее. Держи.
Он вынул из кармана переплетенный в кожу вытертый на углах томик и подал мне.
– А Сарториус?… - бросил я, пряча книжку.
– Что Сарториус? В такой ситуации каждый держится как может. Он старается быть нормальным - у него это значит официальным.
– Ну знаешь!
– Это так. Я был однажды с ним
– Преступлением?
– Хорошо, пусть не преступление. Нужно придумать для этого какое-нибудь новое определение. Например, «реактивный развод». Лучше звучит?
– Ты чрезвычайно остроумен.
– Предпочел бы, чтобы я плакал? Предложи что-нибудь.
– А, оставь меня в покое.
– Да нет, я говорю серьезно. Ты знаешь теперь примерно столько же, сколько я. У тебя есть какой-нибудь план?
– Какой ты добрый! Я не знаю, что делать, когда… она снова появится. Должна явиться?
– Скорее всего да.
– Но как же они попадают внутрь? Ведь Станция герметична. Может быть, панцирь…
– Панцирь в порядке. Понятия не имею, как. Чаще всего мы видим «гостей», когда просыпаемся, но спать-то хотя бы изредка надо.
Он встал. Я встал за ним.
– Послушай-ка, Снаут… Речь идет о ликвидации станции. Только ты хочешь, чтобы это шло от меня?
Он покачал головой.
– Это не так просто. Конечно, мы всегда можем сбежать хотя бы на сателлоид и оттуда послать SOS. Решат, разумеется, что мы сошли с ума, какой-нибудь санаторий на Земле, пока мы все хорошенько не забудем, - бывают же случаи коллективного помешательства на таких изолированных базах… Может быть, это было бы не самым плохим выходом… Сад, тишина, белые палаты, прогулки с санитарами…
Снаут говорил совершенно серьезно, держа руки в карманах, уставившись невидящим взглядом в угол комнаты. Красное солнце уже исчезло за горизонтом, и гривастые волны расплавились в черной пустыне. Небо пылало. Над этим двухцветным необыкновенно унылым пейзажем плыли тучи с лиловыми кромками.
– Значит, хочешь сбежать? Или нет? Еще нет?
Он усмехнулся:
– Непреклонный покоритель… не испробовал еще этого, а то бы не был таким требовательным. Речь идет не о том, чего хочется, а о том, что возможно.
– Что?
– Вот этого-то я и не знаю.
– Значит, остаемся тут? Думаешь, найдется средство?
Снаут посмотрел на меня, изнуренный, с шелушащейся кожей изрытого морщинами лица.
– Кто знает. Может, это окупится, - сказал он наконец.
– О нем не узнаем, пожалуй, ничего, но, может быть, о нас…
Он отвернулся, взял свои бумаги и вышел. Делать мне было нечего, я мог только ждать. Я подошел к окну и смотрел на кроваво-черный океан, почти не видя его. Мне пришло в голову, что я мог бы закрыться в какой-нибудь из ракет, но я не думал об этом серьезно, это было чересчур глупо - раньше или позже мне бы ведь пришлось выйти. Я сел у окна и вынул книжку, которую дал мне Снаут. Света было еще достаточно, страница порозовела, комната пылала багрянцем.