Библиотека мировой литературы для детей, т. 39
Шрифт:
На этот раз молодых команчей перехватил эскадрон конных стрелков среди холмов Сан-Саба. Они были вынуждены бросить угнанный скот, но сами спаслись, ускакав в ущелья Льяно-Эстакадо. Преследовать индейцев на этом бесплодном плоскогорье представлялось рискованным, так как трудно было наладить снабжение войск, и, хотя родные погибших требовали немедленной мести, им отвечали, что к карательной экспедиции надо хорошенько подготовиться.
Поскольку команчи отступили за пределы нейтральной полосы, войскам оставалось только вернуться в свои лагеря и ждать дальнейших распоряжений
Войска форта Индж, охранявшие пограничную полосу вплоть до реки Нуэсес, вернувшись в лагерь, с удивлением узнали, что могли бы встретиться с индейцами, никуда не уезжая. Молодые офицеры, жаждущие подвигов — в том числе Генкок, — которые не находили себе места от досады, услышав, что за Леоной видели краснокожих, воспрянули духом.
Но их постигло еще одно разочарование: в этот же день вернулся из окрестностей Аламо отряд штатских и сообщил, что никаких индейцев там и не бывало.
Их заявление подтверждалось вещественными доказательствами — они показали парики из конского волоса, петушиные перья, выкрашенные в зеленый и красный цвет, штаны из оленьей шкуры, мокасины и несколько пакетиков красок. Все это было найдено в дупле старого тополя.
О новом походе против индейцев нечего было и мечтать. Искателям геройских подвигов пришлось смирить свои порывы и удовлетвориться мирной жизнью, тем более что за последнее время даже в этой глуши произошло немало интересных и таинственных событий, о которых можно было подумать и поговорить. Прежде всего — недавний приезд на Леону замечательной Красавицы; затем — таинственное исчезновение и предполагаемое убийство ее брата; далее — еще более таинственное появление всадника без головы; очередная история о белых, переодетых индейцами, и, наконец, последняя новость — заподозренный в убийстве Генри Пойндекстера человек пойман и находится на их Же гауптвахте в состоянии буйного помешательства.
Молодым офицерам рассказали и другие интересные новости, так что жаловаться на скуку им не приходилось. Имя Исидоры Каварубио де Лос-Льянос, этой коварной красавицы, тоже все время мелькало в разговорах. Ходили слухи, что она имеет какое-то отношение к тайне, занимавшей все умы.
Все разыгравшиеся на Аламо события — захват больного мустангера в его хижине, решение повесить его, вмешательство Луизы Пойндекстер, предстоящий пересмотр дела, отложенного благодаря отважному заступничеству Зеба Стумпа, — все это дало повод к нескончаемым пересудам и сплетням.
Однако наиболее оживленные споры разгорелись вокруг вопроса о виновности мустангера, обвиняемого в убийстве Генри Пойндекстера.
— Убийство, — сказал философски настроенный капитан Слоумен, — это преступление, на которое, по-моему, Морис-мустангер не способен. Мне кажется, я его достаточно хорошо знаю, чтобы утверждать это.
— Вы не можете отрицать, — возразил Кроссмен, — что все улики против него. Его виновность почти несомненна.
Кроссмен никогда не был расположен к молодому ирландцу. Ему однажды показалось, что племянница интенданта, красавица форта, слишком благосклонно посмотрела на этого безвестного
— Я не считаю, что эти улики достаточны, — ответил Слоумен.
— Но ведь не приходится сомневаться в том, что молодой Пойндекстер убит. Это бесспорно. Так кто же еще мог это сделать? Колхаун клянется, что он слышал, как его кузен поссорился с Джеральдом.
— Колхаун поклянется в чем угодно, если только ему это выгодно, — вмешался драгун Генкок. — Кроме того, у него были недоразумения с мустангером, и поэтому его показания не заслуживают особого доверия. Не так ли?
— Предположим, что между молодым Пойндекстером и мустангером произошла ссора, — продолжал пехотный офицер. — Что же из этого следует? Это еще не доказывает, что мы имеем дело с убийством.
— Значит, вы предполагаете, что у мусгангера с Пойндекстером была дуэль?
— Что-нибудь в этом роде возможно и даже вероятно. Этого я не отрицаю.
— Но из-за чего у них могла произойти ссора? — спросил Генкок. — Я слышал, что молодой Пойндекстер хорошо относился к мустангеру, хотя тот и ранил Колхауна. Из-за чего они могли поспорить?
— И это спрашиваете вы, лейтенант Генкок? — многозначительно сказал Слоумеи. — Разве мужчины ссорятся из-за чего- нибудь, кроме…
— …кроме как из-за женщины? — вмешался драгун. — Но из-за какой женщины, я не могу понять. Не из-за сестры же Пойндекстера!
— Кто знает! — ответил Слоумен, пожимая плечами.
— Какая нелепость! — воскликнул Кроссмен. — Охотник за лошадьми посмел мечтать о мисс Пойндекстер? Невероятно!
— Какой вы ярый аристократ, Кроссмен! Разве вы не знаете, что любовь по самой своей природе — демократка, что она смеется над вашими надуманными теориями о социальном неравенстве? В данном случае я не берусь ничего утверждать. Ведь ссора могла произойти и не из-за мисс Пойндекстер. На Леоне немало и других красивых девушек, не говоря уж о дамах нашего форта…
— Капитан Слоумен! — сердито прервал его Кроссмен. — Меня удивляют ваши рассуждения. Наши дамы вряд ли будут нам признательны за такие оскорбительные намеки.
— Какие намеки, сэр?
— Неужели вы думаете, что хотя бы одна из них снизошла бы до разговора с этим человеком?
— С каким? Я назвал двоих.
— Вы меня достаточно хорошо понимаете, Слоумен, а я вас. Наши дамы, несомненно, будут весьма польщены тем, что их имена упоминаются рядом с именем этого темного авантюриста-конокрада, подозреваемого в убийстве.
— Морис-мустангер — не конокрад и не авантюрист. Что же касается вашего утверждения, будто ни одна из наших дам не снизойдет до разговора с ним, то в этом — как и во многом другом — вы ошибаетесь, мистер Кроссмен. Я его лучше знаю, и я утверждаю, что он воспитан не хуже любого из нас. Нашим дамам незачем бояться знакомства с ним; и, раз уж вы коснулись этой темы, могу добавить, что вряд ли они — по крайней мере, некоторые из них — испугались бы этого. Морис-мустангер, как я сам видел, в присутствии наших дам всегда помнил свое место. А кроме того, я сильно сомневаюсь, что его интересует какая-нибудь из них.