Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. Книга 2)
Шрифт:
Синюю птицу иногда называют лиловым дроздом. В облике ее и в самом деле есть что-то дроздиное, а перо отливает лиловым. Птица эта стоит того, чтобы попытаться увидеть ее на воле — в сыром и гремящем ущелье, загроможденном глыбами скал и заросшем кустами. Увидеть птицу и землю, ее породившую.
Ученые много знают о жизни синих птиц: где живут, чем питаются, сколько несут яиц, как долго выкармливают птенцов. Известно, что весит синяя птица в среднем 180 граммов, клюв от ноздри у нее в среднем 19 миллиметров, даже установлено, что хвост у самцов на полтора сантиметра длиннее, чем у самок. В общем, все то, что можно узнать,
А что такое синяя птица для случайного путника? Займет ли она место в его душе? Какое дело ему, путнику, до сантиметров ее хвоста и граммов ее птичьей плоти? Кто измерял и взвешивал радость и волнение от встречи с ней?
Долгий поиск неизвестного мне существа был как подъем на вершину горы. Не только каждый день, но и каждый час был переполнен радостными открытиями. Поиск не для того, чтобы еще и еще уточнить какие-то мелочи, а чтобы коснуться смысла существа и земли.
Неизвестное тебе существо вместе с тобой живет на Земле. Природа создавала его так же долго, терпеливо и трудно, как и тебя. И оно — в своей ветви! — тоже вершина творения, единственное в своем роде. Неповторимое, как и ты.
О чем бы человек ни рассказывал, он, прежде всего, рассказывает о себе. И если это рассказ о природе, то это непременно и рассказ о его отношении к ней.
Человек и природа — естественное и неразрывное единство. Постоянно общение двух миров — человеческого и природы. Как бы ни отдалялись мы от природы, как бы ни старались от нее оторваться, — пуповина нас держит. Тысячи крепких нитей связывают нас: иные напряжены до предела, многие уже оборвались. Но оставшиеся, как резиновые жгуты, притягивают тем сильнее, чем больше мы их растягиваем.
Жизнь природы изменчива, как и наша жизнь. Она тоже полна событий и смысла. И достойна того, чтобы о ней, дикой, было рассказано по-человечески, рассказано благожелательно, правдиво и вдумчиво, благодарно и обстоятельно — как бы перелистывая дни и годы собственной жизни.
Земля — это гигантский клубок, сотканный из нитей жизни. Однажды кончик одной из ниточек оказался в моих руках; с тех пор я разматываю и разматываю клубок. И нет для меня занятия более важного и более нужного. Десяти жизней не хватит, чтобы хоть чуточку размотать его, — но дело начато. Я стану и дальше разматывать, ни на что особенно не надеясь. Это мне очень надо, это меня увлекает — и, значит, это и есть мое главное дело. и если по ходу дела будет необходимо заглянуть во все ущелья всех горных хребтов — я попытаюсь сделать и это. Я пройду через леса, пустыни, чтобы увидеть все самому.
Я знаю, что надо спешить. Время прожорливо. Земля на глазах мельчает. Вымирает пространство и тишина, как когда-то вымерли мамонты. Вымирают дремучие леса, непроходимые болота, неприступные горы. Даже звериные тропы и водопои, даже птичьи колонии и базары. Все больше животных становятся редкими. Нетронутая природа становится воспоминанием. И уходят те, кто еще помнит ее такой.
От мамонтов остались шкуры и кости; воспоминаний о живых не осталось. Вот так же и другие существа могут не оставить памяти о себе — были и нет. Нужна, наверное, особая Красная книга — книга воспоминаний о встречах с дикими существами на не тронутой еще земле. Пока не поздно…
Мир птиц и зверей. Теперь уже все согласны, что нам не прожить без чистой воды,
Все согласны, чтобы в лесах и полях цвели дикие цветы, бегали дикие звери и пели дикие птицы. Не те дикие звери и птицы, которых содержат в специальных загонах, не те, что скапливаются у подкормки в охотничьих хозяйствах — считанные, меченые, полудомашние. Спасаемые охотниками от других, чтобы убивать самим. Полувольный лесной скот, который забивают не кувалдой, не током, как делают это на бойне, а из охотничьих ружей. и называют это почему-то охотой.
И даже не те, что нашли спасение в заказниках и в заповедниках А те, что живут еще повсеместно, испытывая на собственней шкуре все неурядицы века.
Все согласны — пусть они радуют наши глаза и уши. Все эти зайцы, ежи и лисицы. Соловьи, жаворонки и дрозды. Даже ящерицы, лягушки и жабы!
Ну, а как быть с теми, которых мало кто знает, которых мало кто видел, а то и не слышал даже краешком уха? На что они нам, все эти редкости: белые и черные журавли, чешуйчатые крохали и чешуйчатые дятлы, розовые чайки и белые кречеты, серпоклювы и шилоклювки? Улары, черные аисты, франколины? Пустынные и степные коты, тростниковые и пустынные рыси?
Что нам в них? Они и так для нас вроде бы и не существуют. Вымрут — мы даже и не заметим. Даже охотники не пострадают: все равно их запрещено стрелять!
Так, может, не надо и волноваться? Пусть горы станут без горных орлов, а степи — без степных?
Что же мы потеряем, если исчезнут те, кого мы и так не видели и не знали? И потеряем ли?
Я охотник до мозга костей. Но охочусь я не за шкурами и не за мясом, а за удивительной жизнью птиц и зверей, за их красотой. И ружье мое — это я сам, и патроны мои заряжены не дробью и не картечью, а моим любопытством. Я прицеливаюсь собой и собою же стреляю.
Для этого я отправляюсь туда, где еще не ступала моя нога. Там таится моя добыча — нетронутая земля и порожденная ею жизнь. Жизнь, которую я тороплюсь увидеть, пока она не исчезла. и что-нибудь попытаться сделать, чтобы ее сохранить.
Я всегда помню, чем одаривала меня природа, за все за это я должен ей отплатить. И я свидетельствую: каждое исчезнувшее существо, знали мы его или даже не догадывались о его существовании, тяжелая и большая потеря.
Все рождено землей: деревья и травы, цветы и птицы. Земля объясняется с нами языком красок, запахов, звуков. Голоса бесчисленных жизней — больших и маленьких! — несутся со всех сторон. Громкие и едва уловимые, но всегда таинственные и зовущие. И каждый умолкнувший голос — невосполнимая утрата; хор жизни звучит все тише и тише.
Мы с нетерпением ждем сигналов из космоса от далеких цивилизаций. И как-то не прислушиваемся к сигналам, что непрерывно звучат у нас на Земле, — позывные из мира птиц и зверей. От наших собратьев если уж не по разуму, то хотя бы по чувствам.
Давно они ищут контактов с нами, давно и упорно шлют нам свои позывные, но мы еще не готовы их принять и расшифровать. А сигналы звучат: пробиваются сквозь помехи, летят наперекор стихиям — терпящие бедствия всё надеются! Надеются достучаться до нас.