Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. Книга 2)
Шрифт:
Здесь лежали свернутые трубкой и обвязанные ниткой чертежи с примятыми, обтрепанными краями, папки, туго набитые пожелтевшими от времени листами бумаги, тетради, большой блокнот в сафьяновом переплете.
Свиридов и моряк осторожно вынули документы, разложили на столе и начали их внимательно рассматривать, изредка перебрасываясь короткими фразами. Мальчики жались к столу, тоже пытаясь что-нибудь увидеть.
— Все разложено по морям. Вот даже Индийский океан, — говорил моряк. Он прочитал на обложке одной папки: — «Английский
— Давайте-ка лучше свои моря поглядим, — перебил его Свиридов.
— Так. — Моряк перебрал папки и развязал одну. — Черное море. Вот оглавление: «„Трапезунд“, корабль крымского хана Девлет-Гирея… „Черный принц“ — затонул двадцать четвертого ноября тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года в Балаклавской бухте, разбившись во время шторма о прибрежные скалы, груз — пять миллионов рублей золотом…» — Он перелистал бумаги, покачал головой. — Какие сведения! Точные координаты места гибели, показания очевидцев, огромный справочный материал…
— Крепко! — весело сказал Свиридов. — Для «Судоподъема» все это очень пригодится.
— Да, — подтвердил моряк, — материал неоценимый.
Машина мчалась по Ярославскому шоссе к Москве. На заднем сиденье развалились Миша, Генка и Слава. Ребята торопились в школу на торжественное заседание, посвященное пятилетию Красной Армии. Свиридов и моряк остались у Терентьевой.
— Все ж таки он вредный старикашка, — сказал Генка.
— Кто?
— Поликарп Терентьев.
— Почему?
— Не мог в тайник немного наличными подбросить.
— Вот-вот, — засмеялся Миша, — ты еще о нитках поговори.
— При чем тут нитки! Думаешь, я тогда не знал, что у них в складе оружие? Отлично знал. Только я нарочно о нитках говорил, для конспирации. Вот увидите: в конце концов Никитский признается, что взорвал «Императрицу Марию».
— Миша, — сказал Слава, — а письмо?
— Ах да!
Миша вынул из кармана письмо, которое только что вручил им Свиридов. На конверте крупным, четким почерком было написано: «Михаилу Полякову и Геннадию Петрову. Лично».
Миша вскрыл письмо и вслух прочел:
«Здравствуйте, дорогие ребята Миша и Генка!
Угадайте-ка, от кого это письмо. Угадали? Ну, конечно, угадали. Правильно! Это я, он самый, Полевой, Сергей Иванович.
Товарищ Свиридов написал мне о ваших делах. Вот уж никогда не думал, что вы с Никитским справитесь! Мне даже немного стыдно, что он тогда, в Ревске, бока мне намял.
Кортик дарю вам на память. Вырастете большие, посмотрите на кортик и вспомните
О себе могу сообщить, что опять служу на флоте. Поднимаем со дна корабли, ремонтируем и пускаем плавать по морям-океанам.
На этом кончаю. С коммунистическим приветом
Полевой».
Машина въехала в город. Сквозь ветровое стекло виднелась Сухарева башня.
— Опоздали мы на собрание, — сказал Миша.
— Может быть, вовсе не идти? — предложил Слава. — Очень интересно смотреть, как другим будут вручать комсомольские билеты.
— Именно поэтому мы и должны прийти, — сказал Миша, — а то еще больше засмеют.
Вот уже и Арбат.
— Приехали, — объявил шофер.
Мальчики вылезли из машины и вошли в школу. На лестнице было тихо и пусто, только тетя Броша сидела у раздевалки и вязала чулок.
Собрание уже началось.
— Не велено пускать, — сказала она, — чтобы не опаздывали.
— Ну, Брошечка, — попросил Миша, — ради праздника.
— Разве уж, — сказала тетя Броша и приняла их одежду.
Мальчики поднялись по лестнице, тихо вошли в переполненный зал и стали у дверей.
В глубине зала виднелся стол президиума, покрытый красной материей.
Над столом, над широкими окнами, висело красное полотнище с лозунгом: «Пусть господствующие классы дрожат перед коммунистической революцией. Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей, приобретут же они целый мир».
Миша едва разобрал эти слова. Бесцветный диск февральского солнца нестерпимо блестел в окне, яркие его лучи слепили глаза.
Коля Севостьянов окончил доклад. Он закрыл блокнот и сказал:
— Товарищи! Этот день для нас тем более торжествен, что сегодня решением бюро Хамовнического районного комитета РКСМ принята в комсомол первая группа лучших пионеров нашего отряда, а именно…
Приятели покраснели. Генка и Слава стояли потупившись, а Миша не отрываясь, до боли в глазах, смотрел в окно на солнце, и весь горизонт казался ему покрытым тысячью маленьких блестящих дисков.
— …а именно, — продолжал Коля и снова открыл блокнот: — Воронина Маргарита, Круглова Зинаида, Огуреев Александр, Эльдаров Святослав, Поляков Михаил, Петров Геннадий…
Что такое? Не ослышались ли они? Приятели посмотрели друг на друга. Генка в порыве восторга стукнул Славу по спине. Слава хотел дать ему сдачи. Но сидевшая неподалеку Александра Сергеевна угрожающе подняла палец. Слава ограничился тем, что толкнул Генку ногой.
Потом все встали и запели «Интернационал». Миша выводил его звонким, неожиданно дрогнувшим голосом.
Блестящий диск за окном разгорался все ярче и ярче. Сияние его ширилось и охватывало весь горизонт с очертаниями домов, крыш, колоколен, кремлевских башен.