Библиотека современной фантастики. Том 12
Шрифт:
Юный инженер (задумчиво, спокойно, как бы размышляя вслух) . Да, находятся еще такие, что громко клевещут на нашу звезду, и кое-кто начинает подумывать, не потускнела ли она и в самом деле. И если звезде этой суждено будет закатиться, то в этом частично и наша вина. Да, наша! Каждую минуту мы должны демонстрировать, до чего она прекрасна и почему она прекрасна. Слишком уж мирно мы настроены.
Он указывает на звезду. Инфракрасные лучи попадают на нее, и она загорается чудесными красками.
Под
Музыка начинает играть громче.
У нас в тридцать один и семь десятых раза больше телевизоров, чем у всего остального населения земного шара, вместе взятого!
Музыка играет еще громче.
Девяносто три процента мирового потребления электростатических пылеулавливателей! Семьдесят семь процентов мирового автомобильного парка! Девяносто восемь процентов мирового количества вертолетов! Восемьдесят один и девять десятых процента холодильников!
Музыка усиливается, нарастает.
Семьдесят один и три десятых процента производства электроэнергии! Восемьдесят пять процентов производства электронных ламп! Шестьдесят девять процентов производственных мощностей в лошадиных силах! Девяносто восемь и три десятых процента…
Слова его заглушаются мощным потоком музыки.
Прожектор гаснет. Ракета взмывает над берегом. Створки стального полушария закрываются, створки стального полушария открываются.
Юного инженера больше нет на сцене, нет там также и всех судейских аксессуаров. Старик стоит на вершине стремянки, наедине со своими звездами, как это было вначале. В вытянутой руке он держит звезду с изображением Дуба, улыбается, вешает ее на проволоку, подтягивает ее вверх, и она начинает сиять в инфракрасных лучах.
Старик. И вот опять ты засияла ярче всех остальных.
Сунув руку под тогу, он достает оттуда сильный электрический фонарик, луч которого он направляет прямо вверх.
И когда я приду сюда проверить блеск через сто лет, будет ли она сиять все так же ярко, как сейчас? Или?
Он со значением глядит на подножье лестницы.
Что ж, от кого будет зависеть, окажется ли она померкнувшей или нет?
Он оглядывает публику.
Это зависит от тебя! И тебя! И тебя!..
Неожиданно он опускает фонарь и начинает его лучом освещать лица зрителей, выхватывая из темноты то одно, то другое.
Взмывают ракеты. Гремит «Звезды, и Полосы».
Створки стального полушария закрываются.
Вспыхивает
Рука Кронера с размаху опустилась на колено Пола.
— Уфф! Лучшая из всех программных пьес! Только подумать, Пол, вся история, вся история тут перед тобой как на ладони!
«Наверное, вам интересно будет узнать, — сказал громкоговоритель, перекрывая аплодисменты. — Интересное сообщение: в прошлом авторами программных пьес обычно бывали профессиональные писатели, которые работали по нашим указаниям. Пьесу же, которую вы только что увидели, верьте этому или нет, написал инженер и управляющий из нашей организации. Билл Холдермен, встаньте! Встаньте! Встаньте! Билл!»
Аудитория обезумела.
— Я так и знал! — выкрикнул Кронер. — Здесь не было ни капельки фальши! Она доходит прямо до сердца. Это, конечно, должен был быть кто-нибудь из наших!
Холдермен, косматое и усталое ничтожество с Заводов Индианаполиса, сидевший в нескольких рядах впереди Пола, поднялся, раскрасневшийся, улыбающийся и со слезами на глазах. На закате жизни он, наконец, дождался своего часа. Возможно, что приглушенный отзвук аплодисментов, преодолев пролив и достигнув Материка, докатился и до его жены, женщины, которая верила в него и тогда, когда никто в него не верил.
«Костер через пять минут, — сказал громкоговоритель. — Пять минут на завязывание новых знакомств, а потом костер».
Шеферд, работая плечами, протолкался сквозь толпу и отвлек внимание Кронера от Пола.
— «Со всем своим золотом и со всей своей армией, — цитировал он пьесу. — Со всем своим золотом и со всей своей армией разве мог Карл Великий добыть хоть одну электрическую или электронную лампу!» — Шеферд мечтательно и восхищенно покачал головой. — Нет, не говорите мне, что искусство отмирает.
«Искусство чего?» — сказал про себя Пол и зашагал от них в полумрак за гирлянды иллюминации. Остальная толпа поплыла тесно сбитой массой к берегу, где Люк Люббок, Элфи и остальные лица обслуживающего персонала обливали керосином кучу сосновых бревен.
Пьеса, по существу, была точно такой же, какими открывались сезоны на Лужке даже еще ив довоенное время, когда остров принадлежал одной из стальных компаний. Двадцать лет назад отец Пола привел его сюда, и сюжет пьесы уже и тогда был в точности такой же: простой человек никак не хотел проявлять того чувства благодарности, которое он, несомненно, должен был бы испытывать по отношению к инженерам и управляющим за все те блага, которыми они осыпали его, и причиной этой черной неблагодарности являлись радикалы.
Когда Пол подростком впервые увидел эту аллегорию, она произвела на него глубокое впечатление. Он был просто ошеломлен ее величественной ясностью и простотой. Вся история была как на ладони, и героическая борьба против неблагодарности стала настолько очевидной для его юного ума, что он даже начал на некоторое время преклоняться перед своим отцом, как перед борцом, эдаким Ричардом Львиное Сердце наших дней.
— Ну, — сказал ему отец после этой первой пьесы много лет назад, — о чем ты сейчас думаешь, Пол?