Библия Раджниша. Том 2. Книга 1
Шрифт:
А брамины и джайны - враги (джайнизм это восстание против брахманизма), но брамины это единственные, кто знает, как поклоняться, и поэтому им платят, чтобы они делали это. На самом деле они не поклоняются; это легко понять: как они могут поклоняться врагу? Этот человек Махавира, статуя которого стоит здесь, непрерывно критиковал браминов. И теперь брамин за плату поклоняется ему. Может быть, в глубине души он проклинает его, но снаружи он восхваляет, осыпает цветами и делает все, что предписывает джайнизм для поклонения.
Поутру весь городок будет готов. Монах приходит и узнает обо всех этих автобусах и о том, что весь этот палаточный городок вырос за ночь. Когда
Индусы устраивают свои священные места по берегам рек. Поскольку индусы почти монополизировали реки, джайны вынуждены были что-то делать, чтобы защитить себя, - все тот же состязающийся ум повсюду. Так что они придумали, что лучше всего будет выбрать высочайшие вершины гор и показать этим дуракам, что реки - это просто грязь. В Индии люди выбрасывают в реки мертвые тела, полусожженные тела, мертвых животных. Очень священные места! Поэтому-то джайны и устраивают свои священные места в высоких горах.
Эти автобусы следуют за ними в эти горы, и палаточные города возникают за одну ночь, пока монах спит, но не у него на глазах. Я спрашивал у этих обнаженных монахов: «Вы что, на самом деле не знаете, что эти люди следуют за вами - одни и те же лица, одни и те же палатки, одни и те же автобусы - на протяжении четырех месяцев? Они дурачат сами себя, но кого дурачите вы? И зачем весь этот цирк?»
В частном порядке они говорили мне: «Вы правы, но что мы можем сказать на это? Вы всегда бьете в то место, где больнее всего. У вас есть сноровка, - говорили они мне, - бить людей в самое слабое место. Это же ясно, четыре месяца... Я знаю, но не могу говорить об этом публично, ведь как иначе я выживу?» Монах зависит от этих людей. Эти люди бизнесмены, они вкладывают деньги. Они хотят, чтобы он говорил бедным людям: «Вы страдаете из-за вашей прошлой плохой кармы, а эти богатые люди наслаждаются своей хорошей кармой из прошлой жизни. Если вы тоже хотите наслаждаться, то делайте хорошую карму, подчиняйтесь священным писаниям, следуете принципам, предначертанным великими учителями, и в следующей жизни вы будете богаты».
Я пытался объяснить, почему священники должны все переносить на следующую жизнь: ведь с этой жизнью они ничего не могут сделать. А со следующей жизнью одно хорошо: никто не знает, что случится - случится что-нибудь или нет, выживет кто-нибудь или нет. Такая стратегия была придумана для того, чтобы объяснение оставалось рациональным. В противном случае все еще есть люди, которые делают все, что говорят священные писания, и все же страдают, бедны, больны. Они спрашивают: «Мы делаем все, что вы говорите, - так почему же мы страдаем? » Оставить их в стороне, даже этих джайнских монахов - один из них умирает от рака, так за что же он страдает? За всю свою жизнь он не сделал ничего, о чем можно было бы сказать, что это плохо. Нужно найти какое-то объяснение в его прошлом.
Человек пребывает в страдании, потому что религии не помогли ему уничтожить причины этого страдания.
Напротив, они утешили его, так что он остается все таким же, как он есть.
Бунт, восстание - это вещи того же порядка, что и неподчинение,
Они дали красивые объяснения и закамуфлировали всю эту вонючую реальность красивыми цветами. Поэтому вы нюхаете цветы и забываете о вонючей реке, протекающей как раз внизу под вами. Выбросите эти цветы, и вы немедленно увидите, почему так страдает человечество.
Вот то новое, что, как я сказал раньше, произошло с человечеством: один его процент подошел к точке, когда люди стали немного сознательными, бдительными, осознающими. И этот один процент человечества, осознавая людское страдание, видя, что все человечество уже в аду, спрашивает: «О каком другом аде вы говорите? Не может быть ничего хуже того, что творится на земле». Такие вопросы поставил этот один процент человечества. Эти вопросы достигли и тех, кто еще не стал бдительным, - эти вопросы так или иначе достигли их. Они тоже услышали и ощутили в себе какое-то легкое шевеление сознания: «Да, есть несчастье, и это несчастье огромно».
Политики всегда обманывали вас. Они говорят: «Если есть демократия, страдания не будет. Если есть независимость, страдания не будет. Если есть социализм, страдания не будет. Если есть коммунизм, страдание исчезнет». Но вот демократия есть, а страдание продолжает нарастать, накапливаться. Страны независимы — нет ни одной страны, пребывающей в рабстве, - но и в независимых странах страдания не меньше. А может быть, даже и больше, ведь они не могут свалить свое несчастье на кого-то другого - они же независимы. У рабской страны есть, по крайней мере, какое-то утешение. Вот мое переживание, мой опыт.
До того как Индия стала независимой, по всей Индии было такое чувство. Мой дом был местом конспиративных встреч. Два моих дяди много раз сидели в тюрьме, и каждую неделю они должны были ходить в полицейский участок с отчетом о том, что они ничего не делают против правительства, что они все еще здесь. Им не разрешалось уезжать из города, но к ним приходили люди - и у всех их была такая большая надежда.
Я был маленьким ребенком, но всегда удивлялся: «Эти люди говорят, что стоит только стать независимыми, как все страдания исчезнут. Как это может случиться? Я не вижу никакой связи». Но была надежда. Земля обетованная была очень близко; еще немного борьбы, и она будет достигнута. Было страдание, но не вы отвечаете за него: ответственность лежит на британцах. Великим утешением была возможность свалить все на британцев.
Действительно, я, бывало, спрашивал у этих революционеров, тайно посещавших наш дом или иногда останавливающихся там на месяцы... Один из них, знаменитый революционер Бхавани Тивари, был национальным лидером социалистической партии. Всякий раз, когда он должен был куда-нибудь отправляться по своим подпольным делам, он приходил в нашу деревню и, спрятавшись, просто жил в нашем доме. Весь день он не выходил из дому - и никто не знал о том, что он в деревне. Но я спорил с ним. Он снова и снова говорил мне: «Ты приходишь с такими неудобными вопросами, что иногда я думаю, было бы лучше сидеть в британской тюрьме, чем находиться в вашем доме! Там, по крайней мере, я получал бы уход по первому классу».