Библия Раджниша. Том 3. Книга 1
Шрифт:
И неожиданно, в один прекрасный день он начинает творить. Нет ни одной причины, которую христианская теология, мусульманская религия или иудаизм могли бы выдвинуть в оправдание того, почему в определенный момент возникло это побуждение творить.
На самом деле, побуждение творить - это нечто биологическое, сексуальное.
Сексуальная энергия — вот ваша энергия творения.
Женщины не становились великими художниками, поэтами, скульпторами по той простой причине, что их желание творить полностью исполняется тем, что они рождают детей.
Дать жизнь ребенку, живому,
Вы можете создавать музыку, вы можете создавать песню.
Но разве сравнятся они с прекрасным ребенком?
Только посмотрите в глаза ребенка, и вся ваша живопись превращается в ничто.
Ребенок улыбается, и все ваши песни приземлены этим.
Ребенок пытается ходить, и что за радость, когда ребенок чувствует: «Я могу ходить».
Вся ваша наука, все ваше искусство ничто в сравнении с этой радостью.
А когда ребенок впервые начинает говорить, видели ли вы его восторг?
Мать наблюдает за ним с первых его мгновений в ее чреве, когда он только начинает шевелиться. Опытная мать, родившая одного или двух детей, может сказать, будет ли ребенок мальчиком или девочкой, потому что девочка остается тихой, а мальчик начинает стучать ножками очень рано: он торопится выйти наружу. Девочка остается тихой. И это различие продолжается в детстве, в юности, в пожилом возрасте.
Женщина обладает определенной стабильностью, центрированностью, заземленностью, которой нет у мужчины, рн всегда в движении. Даже в выходные дни он не может сидеть спокойно. Он начнет чинить часы, которые и так хорошо работают. Он разберет их на части.
С часами-то все в порядке - что-то не так с мужчиной! Он не может сидеть спокойно. Он откроет капот своего автомобиля, начнет там что-то чинить и создаст суматоху. И после выходных он устает даже больше, чем когда возвращается из своего офиса, ведь целый день он не мог посидеть спокойно.
Я слышал: одна женщина наняла няню присматривать за своими детьми — у нее была почти дюжина детей. Она сказала няне: «Сегодня я вернусь домой немного позднее. Эти дети доставляют вам неприятности, но что поделаешь, я должна идти. Умер один человек, а они наши близкие родственники. Я могу вернуться поздно, так что простите меня и будьте терпеливыми. И как-нибудь уложите всех их спать».
Когда женщина вернулась в полночь, она спросила: «Все дети улеглись спать?» Няня ответила: «Все они отправились спать; только один из них создавал так много шума, что мне пришлось поколотить его».
Жена спросила: «Который?» - и няня показала ей.
Она сказала: «Бог мой! Это же мой муж!»
«Но, - сказала няня, - он был самым шумным. Весь день он делал то одно, то другое. Остальных я как-то удерживала, а этот прежде всего оказался очень большим. Но потом я подумала, что если он не понимает никакого другого языка... поэтому я отшлепала его. Я силой бросила его на кровать, но он снова садился и пытался убежать».
Мужчина беспокоен.
И очень рано, пока ребенок еще в утробе, мать может почувствовать, мальчик это или девочка.
Но мужчина беспокоится: он не может родить ребенка, не может ребенок находиться в его чреве. Он вынужден искать какую-нибудь замену, иначе он постоянно будет чувствовать себя ниже женщины. И глубоко внутри он на самом деле чувствует, что ниже.
В силу этого ощущения униженности мужчина и стремится создавать картины, статуи, пьесы, он пишет стихи, романы, исследует весь научный мир творчества.
Все это не что иное, как попытка мужчины сказать женщине: «Я творец. Ты лишь инструмент в руках биологии — ребенок не твое творение. Любая женщина может произвести на свет ребенка, но только мужчина может стать Пикассо, или Нижинским, или Ницше, или Достоевским. Вот это творчество».
Вот так мужчина компенсирует и скрывает свою униженность перед женщиной. И этому пути он следует тысячи и тысячи лет; мало-помалу он убедил себя, и женщину тоже, что он выше ее. И он не разрешает женщине той же свободы творения, потому что прекрасно знает, что женщина может быть столь же творческой личностью, как и он сам.
Женщина может творить подобно Пикассо и Достоевскому, подобно Бернарду Шоу и Расселу; в этом нет проблемы. Все, что она должна сделать для этого, — это отбросить идею о том, что она мать, ведь трудность-то и заключается в том, чтобы быть и матерью, и Бертраном Расселом. Здесь-то возникает конфликт интересов. Трудно быть женщиной, матерью, и одновременно с этим быть Пикассо, потому что живопись Пикассо требует, - как и женщина, - всего его бытия. Живопись монополизирует его. Женщина же не может допустить такой монополии.
Действительно, когда рождается первый ребенок, между мужем и женой возникает трещина, и простой причиной этого является то, что теперь женщина монополизирована ребенком; отец отходит на второй план. С этого момента он уже не может быть первым, не может пользоваться приоритетом. Природа, очевидно, поддерживает ребенка, потому что у него есть будущее, а отец умрет скорее раньше, чем позже.
Природа всегда стоит на стороне нового, растущего.
Природа всегда стоит на стороне восхода солнца и никогда на стороне заката. И это совершенно логично. Какой смысл оставаться на стороне заката?
Почему Бог принужден творить? Может быть, Бог это не он, а она... Тогда Бог - женщина, и вся эта вселенная - ее чрево. Но тогда Бог низводится на тот же биологический уровень, на котором находятся человек, животные и все остальное...
Или Бог - мужчина, но чувствующий какую-то униженность по отношению к некоторой женщине, о которой мы ничего не знаем. По отношению к какой женщине он испытывает чувство соперничества? В его жизни должна быть женщина, и он чувствует себя по отношению к ней неспособным, униженным. Сотворяя всю эту вселенную, он хочет доказать этой женщине: «Посмотри, вот это творение». Но тогда Бог - больше не Бог: он такое же человеческое существо, такое же животное, как и мы.