Библия Раджниша. Том 3. Книга 2
Шрифт:
Вы по-прежнему будете самим собой.
Нет, не это является целью многоразового чтения. Цель — найти ответ на вопрос, как идти дальше слова. Единственный способ - повторять слова так много раз, что они теряют абсолютно всякое значение и становятся несущественными.
И когда оно потеряет свое значение, только тогда открывается вертикальное измерение: вы начинаете падать в глубину.
Но это возможно только с подлинной поэзией или подлинной музыкой, а не с обычной поэзией или обычной музыкой, которые создаются обычным умом. Это всего лишь игра со словами: передавать нечего. У человека нет опыта, нет «сока» для исполнения этих слов так, чтобы они смогли стать носителями послания. Он знает, как вызвать определенный
Но когда песня уже создана, это означает, что онане создана умом, а вытекает из определенного ритма. Это слова, так как слова могут достигать других - чистый сок не передается. Это как если бы вы написали любовное письмо, привязали его к камню и бросили этот камень через окно женщине, которую вы любите.
Ваше письмо нельзя бросать: оно не долетит до окна, оно такое легкое, но камень тяжелый. Камень - это не послание. Послание находится на этом маленьком кусочке бумаги, который к нему прикреплен, привязан бечевкой к тяжелому камню. Но если вы влюбитесь в глупую женщину, что наиболее вероятно, женщина может выбросить письмо назад. Какое может иметь значение - этот кусочек бумажки? И она может подумать, что камень, более тяжелая часть, должно быть, и есть это послание. Это и происходит с песнями, музыкой и поэзией - вы продолжаете держать и собирать камни, вы продолжаете выбрасывать письма.
Итак, после своего завтрака в течение двух или трех часов я слушаю свои выбранные песни. Вероятно, я знаю их лучше, чем людей, которые написали их, и людей, которые поют их. Я гораздо больше знаком с ними, потому что я слышал их тысячи раз. Каждый день я опускаюсь на новую глубину. Это состояние почти глубокой тишины, и благодаря тишине мое тело расслабляется и погружается в сон, но я не сплю. С телом связаны слова, а со мной связано их значение. Но это тоже является еще одним жизненным опытом «сока».
Иногда, очень редко, я слушаю инструментальную музыку. Многие спрашивали меня: «Если вас не интересуют слова, то, вероятно, инструментальная музыка должна вам больше нравиться?» Но это не так. Инструментальная музыка прекрасна, но так как она не имеет слов, она не имеет и размерности. Слова придают песне горизонтальное измерение, что делает возможным погружаться вертикально. Инструментальная музыка проста. Она горизонтальна, но так как нет слов, тот момент, когда вы попадаете в горизонтальное измерение, вы оказываетесь в пустыне без оазиса. Это прекрасно.
Песни прекрасны только тогда, когда вы входите в вертикальное измерение, но это возможно только при создании прямой противоположности. Слово является прямой противоположностью тишины. Если нет слов, вы не сможете создать и тишины. Инструментальная музыка - это звук, тишины нет. Это звук, организованный гармонично, но он не может иметь полярность, противоположную слову и его отсутствию.
Итак, после завтрака я наслаждаюсь тем, что можно опять назвать словом «сок», но это нечто нематериальное... Как если бы у вас были какие-то вкусовые ощущения без еды. Этому нет физического соответствия — просто вкусовые ощущения без чего-либо вкусного на ваших вкусовых бугорках.
В одиннадцать часов я завтракаю второй раз. Вивек все еще не может поверить, что я возбужден, но что делать? Верите вы или нет, я все-таки возбужден. Я сам не могу в это поверить. Поэтому я могу понять, что никто не сможет поверить в это, если я сам не могу поверить в это. Я точно знаю, что она собирается мне принести - все предсказуемо: три небольших порции овощей, отварных, без соли, без специй.
Они стали настоящими знатоками по приготовлению безвкусной еды. Вы не можете победить их в этом. И, конечно, они, вероятно, удивляются: они продолжают давать мне эту безвкусную пищу, а я никогда не жалуюсь. Я всегда ее одобряю, так как она дает мне возможность, о которой они не
Я обнаружил истинный вкус всего лишь тогда, когда я начал питаться по рецептам Дэвараджа. Он превратил мою столовую в больницу. Но мне это очень нравится. Сейчас вы можете положить меня в любую больницу — они не смогут причинить мне никакого вреда.
Три вида овощей почти всегда одних и тех же, четыре ломтика хлеба, немного подсушенного, без масла, чашка индийского соуса, который называется «чатни» - и это все. Но за всю свою жизнь я не испытывал такого удовлетворения от своей пищи, как сейчас. В Индии существует множество различных кушаний. Вероятно, нет другой страны, в которой существует такое множество разнообразной пищи: каждая провинция имеет собственные разновидности пищи. Я ездил по Индии. И ел разнообразную пищу. В каждом штате имеются собственные находки в этой области в огромном количестве; им, вероятно, потребовалось много тысяч лет для того, чтобы создать некоторые деликатесы, но вся их пища, какой бы вкусной она ни была, вредна для здоровья.
Вес у меня хороший, потому я обычно выгляжу очень здоровым. Но много позже я обнаружил, что просто выглядеть здоровым - это совсем не то, что быть здоровым. Сейчас я здоров, но моя мать приходит, и она говорит мне каждый раз, когда приходит: «Что ты сделал со своим здоровьем? » Я напоминаю ей: «Ты говоришь мне это каждый раз, когда приходишь». А она думает, что я ношу это длинное и свободное одеяние лишь для того, чтобы обмануть ее.
Я говорю: «Я не пытаюсь тебя обмануть».
Она говорит: «Но я могу видеть твои руки на видео. Ты можешь, вероятно, обманывать других, но ты не можешь обмануть меня. Я вижу тебя с самого детства. У тебя было такое прекрасное тело». И я мог видеть слезы, наполняющие ее глаза, когда она смотрела на мою еду. И я не позволял ей... потому что она всегда, из года в год, старалась приносить что-нибудь, хотя бы немножечко.
Я говорю: «Нет, ничего не надо делать. Мой врач не разрешает этого. Я могу принимать только то, что он предписывает, я не могу принимать что-либо еще».
Но она приносила снова и снова, и я знаю - почему. Она видела меня лишь в тысяча девятьсот шестидесятом году, когда мой вес был сто девяносто футов и мое тело было... Как раз вчера я говорил о Махавире. Я мог бы без особого труда состязаться с Махавирой. Фактически, люди обычно говорят, что мое тело... так как я обычно сижу почти полуголый, всего лишь небольшая широкая накидка даже зимой, в самых холодных местах, даже в Нью-Дели. Мой хозяин в Нью-Дели бывало говорил: «Ты единственный человек, которого я видел в Нью-Дели, кто сидит в кресле с полуобнаженным телом и при включенном вентиляторе. Как тебе это удается?»
Люди обычно говорят, что мое тело выглядит, как будто оно из мрамора. Оно обычно так и выглядит, потому что я много занимаюсь собой: я прохожу восемь миль пешком утром и восемь миль вечером: вот уже, по крайней мере, двадцать лет шестнадцать миль в день. Если это все сложить, я думаю, это составит расстояние, равное почти трем оборотам вокруг Земли или даже больше.
Я с детства ненавидел молоко, но так как всем нравится мое тело, а моя семья настаивала на том, что без молока нельзя сохранить себя, я пью молоко против своей воли. Это единственное в моей жизни, что я делаю против своей воли, а единственный способ, которым я пользуюсь, чтобы делать это, заключается в том, что я задерживал дыхание и выпивал целый стакан одним глотком так, чтобы не ощущать запаха, потому что я не выносил его. Я перепробовал многие виды молока, но я не могу выносить его запаха.