Библия. Ужас и надежда главных тем священной книги
Шрифт:
Все виденное нами доселе достигает кульминации, когда августовская эпоха объявляется золотым веком. О будущем преображении земли и мира мечтали и Израиль, и Рим. Но чаяния Израиля были устремлены вперед, а чаяния Рима – на возвращение к владычеству Сатурна.
Впрочем, в обоих случаях речь шла об эпохе плодородия и процветания, справедливости и мира. Также в обоих случаях, от Августа до Нерона и от Иисуса до Павла, предполагалась необходимость активного сотрудничества во имя эсхатологической трансформации, а не праздная релаксация. И наконец, в обоих случаях последняя, кульминационная и эсхатологическая, эпоха была связана с избавлением от греха, который задерживал ее наступление.
Данную главу уместно закончить тем, как представлял золотой Эсхатон в Августе римский
«Золотой век»
Около 40 года до н. э. Вергилий в своих «Буколиках» описывал, как в грядущем царстве Сатурна нужда в труде отпадет, «козы и грозные львы стадам уже страшны не будут», а преступления «обессилят» (4.13–22). [34] К 29 году до н. э., когда он опубликовал «Георгики», он стал думать иначе: земледельцы будут трудиться – вдали от городских тревог, коммерческих рисков и военных авантюр (1.132–134; 2495-540).
34
Здесь и далее тексты Вергилия цит. по изд.: Публий Вергилий Марон, Буколики. Георгики, Энеида (Москва: Художественная литература, 1971). – Прим. пер.
Однако между 29 годом до н. э. и своей смертью в 19 году до н. э. Вергилий создал свой великий эпос, «Энеиду». В нем он отождествил золотой век с августовской эпохой, а владычество Сатурна, – с владычеством Цезаря. Скитания и тяготы Энея (вспомним его бегство из Трои) предзнаменовало судьбу Августа. То, что августовская эпоха станет золотым веком, было определено свыше на небесах, пророчески предречено на Земле и величественно осуществлено Августом.
Сначала на небесах Юпитер говорит своей встревоженной дочери Венере (Афродите) о судьбе этой троянской семьи: [35]
35
Virgil, The Aeneid, trans. Henry Rushton Fairelough, 3rd ed. rev. G. P. Gould, 2 vols., Loeb Classical Library (Cambridge: Harvard University Press: 1999).
Судьба Рима и божественность Августа изначально предопределены Юпитером, и ничто не способно помешать вышней воле. Августу, как новому Энею, предназначено подчинить весь мир своим законам.
Далее, эта судьба была дважды предсказана издревле. Так, дух покойного Анхиса говорит Энею, своему еще живому сыну:
Им направляемый Рим до пределов вселеннойрасширитВласти пределы своей, до Олимпа души возвысит.<…>Вот он, тот муж, о котором тебе возвещалитак часто:АвгустПророчество продолжается, и мечта о золотом веке Сатурна хорошо резюмирована в следующих строках, которые впоследствии цитировали, быть может, даже слишком часто:
Римлянин! Ты научись народами править державно —В этом искусство твое! – налагать условия мира,Милость покорным являть и смирять войноюнадменных!Так заканчивается шестая книга «Энеиды». В начале седьмой книги мы читаем еще одно пророчество о судьбе Рима. И на сей раз это происходит уже в Италии. От оракула Фавна, «вещего старца-отца», предрекается:
Зять из чужбины придет и кровью своей возвеличитИмя наше до звезд,и к ногам наших правнуков общихБудет повержен весь мир, и все, что видимо СолнцуВ долгом пути меж двумя Океанами, —им покорится.Отметим два важных момента в судьбе Рима: она определена свыше, и она имеет вселенский размах (как и подобает золотому веку, владычеству Сатурна). Речь идет обо всей Земле и обо всем мире.
И наконец, Венера просит своего божественного супруга, бога Вулкана, сделать Энею оружие. На щите он выковал «италийцев и римлян деянья» (8.626). Это позволило Вергилию изобразить кульминацию сей величественной истории как своего рода битву при Акции:
Цезарь Август ведет на врага италийское войско,Римский народ, и отцов, и великих богов,и пенатов;Вот он, ликуя, стоит на высокой корме, и двойноеПламя объемлет чело, звездой осененное отчей.<…>Варварской мощью силен и оружьем пестрымАнтоний,Берега алой Зари и далеких племен победитель;В битву привел он Египет, Восток и от краявселеннойБактров; с ним приплыла – о нечестье! —жена-египтянкаОднако это не просто битва Августа Цезаря и его адмирала Агриппы с Антонием и его женой Клеопатрой. И не просто битва Италии с Египтом (или даже Запада с Востоком):
Чудища-боги идут и псоглавый Анубис с оружьемПротив Нептуна на бой и Венеры, против Минервы.И вот великий финал в 29 году до н. э.: «… С триумфом тройным вступивший в стены столицы Цезарь» (8.714–715). Имеется в виду триумф Августа как победителя далматинских племен в битве при Акции и в Александрии.
В заключение я вернусь к прежнему вопросу. Когда мы, люди с опытом Просвещения, читаем эти тексты, смотрим на эти артефакты, вглядываемся в руины римской культуры, мы спрашиваем себя: буквально или метафорически понимали римляне имперскую теологию?
Безусловно, это разграничение было им знакомо. Однако римляне, в отличие от нас, редко путали буквальное/метафорическое и реальное/нереальное. К примеру, если бы вы сказали Августу, что его божественность носит метафорический характер, вы, возможно, остались бы в живых. Но если бы вы сказали ему, что она нереальна, не сносить вам головы. Независимо от того, сколь буквально понимались эти титулы Августа, отношение к ним было предельно серьезное. В них видели нечто реальное. И к слову сказать, христиане так относились к титулам Христа. Этого было достаточно.