Бич

Чернов Александр Викторович

Известие о том, что вернулась Чугунова Ира, растревожило душу Привольнова. В памяти всплыл образ одноклассницы, сероглазой русской красавицы с русой косой. Нет, Жорик никогда не встречался с ней, не дружил. Как и все одноклассники, дразнил примерную ученицу Чугунову — Чугунихой-драндычихой, дергал за косу, а сам, как и все мальчишки из их класса, был тайно влюблен в нее. Но была у Привольнова тешащая тщеславие мысль, что и Ирка к нему неровно дышала. А такое умозаключение он сделал из следующего. Ну понятно, что в тринадцать лет прикосновения к лицам противоположного пола вызывают чувственные эмоции, от которых

проваливается дыхание, замирает где-то в низу живота, учащается пульс. Впрочем, при похожих обстоятельствах перечисленные ощущения нормальный человек должен испытывать на протяжении всей жизни, но в детстве прикосновения особенные — чистые, безгрешные. То за руку девочку схватишь, то в снег повалишь, будто бы для того, чтобы снегом «намылить», то невзначай в объятия поймаешь, и все это с показной грубостью, чтобы, не дай бог, чего одноклассники не заподозрили да дразнить не начали. Вот и Жорик однажды по дороге из школы домой прижал Ирку к дереву якобы для того, чтобы ушедших вперед подружек догнать не смогла. А Чугуниха, не очень-то рьяно вырываясь из его объятий, горячо выдохнула ему в ухо:

— Пусти, Жорик, пусти, я тебя очень прошу!

Испытывая истому и приятную слабость в ногах, Привольнов насмешливо ответил:

— Не пущу, одна домой пойдешь!

А Чугуниха вдруг перестала сопротивляться, взглянула на него своими большущими серыми глазами и томно произнесла:

— А если что-то скажу, Жорик, хорошее… отпустишь?

Привольнов растерялся, перестал удерживать Ирку и на полном серьезе, с неожиданно пересохшим горлом пообещал:

— Отпущу.

А девочка вдруг принужденно рассмеялась, откинула за спину косу и, тряхнув головой, с ласковыми, ироничными нотками в голосе промолвила:

— Нет, не сейчас. Закончим школу, тогда скажу. Обещаю.

Отпустил Жорик Ирку. Подруги девочки уж скрылись из глаз, и отправилась Чугуниха одна по пустынной дороге, а Привольнов, озадаченный, побрел за ней следом, с печальной усмешкой наблюдая за тем, как озорной ветер полощет на Ирке школьное платье, то и дело взметая подол, и как она безуспешно пытается удержать его.

С тех пор задираться к Ирке Жорик перестал, а на уроках стал украдкой поглядывать на нее, да и сам частенько ловил на себе ее изучающие взгляды.

Но так и не узнал Привольнов, что хотела сказать ему Чугуниха, уехал Жорка после седьмого класса. До армии тянуло его в родные места, приезжал он на ГРЭС к друзьям да к Аленке Вихровой, но Ирку так никогда в жизни больше не видел. Что с ней стало, тоже не знал. Слыхал, правда, когда-то от кого-то, что вышла она замуж и уехала в другой город. Вот и все сведения. Но что же было тогда в детстве под деревом? Первое робкое молчаливое признание в любви двух юных сердец? В груди Жорика теплым, ласковым котенком шевельнулась грусть. Надо ж, никогда особо не вспоминал об Ирке, а тут вдруг взволновался. Интересно, как жила она все эти годы? Чем занималась?

Военный городок превратился в трущобы. Кругом закоулки, переулки, тесные проходы. Привольнов смутно помнил, где живут Чугуновы, однако, поплутав по городку, все-таки отыскал нужный дом. Жорик встал на цыпочки, заглянул за покосившийся забор. Дворик был маленьким, неухоженным, с собачьей конурой в углу. Двери на веранду открыты.

— Хозяева! — громко позвал Привольнов.

Выскочивший

из конуры огромный лохматый пес ответил ему громким лаем. Больше кричать Жорик не стал. Имеющие уши да услышат. Услыхали. На улицу выглянула невысокая худощавая женщина лет шестидесяти, с короткой стрижкой, в оптических очках. Лариса Васильевна.

— Вам кого? — перекрывая собачий лай, спросила Чугунова-старшая.

Смешно было бы рассчитывать на то, что Привольнова узнают. Жорик не стал ничего объяснять.

— Мне Ира Чугунова нужна, — еще больше вытягивая шею, сказал он. — Дома она?

— Дома, — кивнула Лариса Васильевна и, прикрикнув на собаку: — Уймись, Бонифаций! — исчезла в доме.

Кобель на окрик никак не отреагировал, продолжал заливаться почем зря. Привольнов терпеливо ждал. Минуты три Жорика облаивали, потом вышла Ира и одним взглядом усмирила кобеля.

Остался, по-видимому, в Чугунихе известный Привольнову с детства магнетизм, который заставлял подчиняться ей кого угодно, даже псов. Еще бы! Такой даме грех не подчиниться. Расцвела! Истинная русская красавица — высокая, статная, хоть портрет с нее пиши.

Ира не была ни полной, ни худой, просто тело ее приобрело округлость, законченность. Черты лица легко узнаваемы — все те же огромные глаза, русые бархатистые брови, высокий открытый лоб, пухлые губы, закругленный нос. Все тот же плавный нежный овал лица, даже наивность какая-то детская в лице осталась. Вот только прическу изменила. Хотя волосы длинные, она не заплетала их в косу. Густые и пышные, они были откинуты назад и схвачены на голове ободком. Нет, не разочаровался Привольнов, увидев бывшую одноклассницу. Не подурнела Ирка, наоборот — похорошела, именно такой Жорик ее и представлял.

Чугунова направилась по двору, грациозно ступая обтянутыми джинсами стройными ногами, всматриваясь в лицо стоявшего за забором человека.

— Здравствуйте! — сказала она, остановившись, вопросительно уставилась на Привольнова.

— Не узнаешь? — усмехнулся тот.

Чугуниха покачала головой:

— Извините, но вы в очках. — Голос у нее был нежный, журчал, будто ручеек.

Привольнов не стал томить одноклассницу, снял очки. На его губах по-прежнему играла усмешка.

— А так?

Глаза Чугуновой слегка расширились, а уголки губ поплыли к ушам.

— Жо-орка-а! Приво-ольнов, — протянула она басовито, будто медвежонок из мультика, и с шутливым осуждением покачала головой. — Ничуть не изменился. Как в школе был драчуном, так им и остался.

Привольнов провел пальцами под глазами, будто пытался стереть синяки.

— Водится за мной такой грешок. Ты угадала.

Несомненно, Ира была рада видеть Привольнова. Она сложила на груди руки с намерением поговорить.

— Каким ветром тебя занесло в наши края?

— Случайно здесь оказался. — Жорик снова напялил очки. — Узнал, что ты приехала, решил зайти.

Чугунова махнула рукой и сказала так, словно Привольнов извинялся за вторжение, а она его успокаивала.

— И правильно сделал! Молодец, что пришел. Сколько ж лет мы с тобой не виделись?

Соображая, Жорик поднял к небу голову.

— Так, — промычал он. — Двадцать один год.

— Боже мой! — притворно ахнула Чугуниха. — Сколько лет прошло. — Она смешно наморщила нос. — Старые мы уже стали.