Бичеватель
Шрифт:
— Джордж! — Я резко щелкнул пальцами.
— Сгинь! — зарычал он. — У меня совещание…
— О’кей, — сказал я дружелюбно. — Тебя уже не интересуют планы Олтмена снять лучший фильм всех времен? Который он собирается делать на основе жизни Флер? И начнет снимать, как только ее объявят официально умершей?
— Что?! — Глаза Блума внезапно прояснились. — Вонючий, гнусный, коварный ублюдок! Права на свой следующий фильм Флер передала мне, и он чертовски хорошо это знает!
— Да, знает, — согласился я. — Если она проживет достаточно долго, чтобы сняться в твоей картине, Джордж.
— Что
Я подумал, что для Джорджа надо сочинить какую-нибудь правдоподобную историю. Мне нужно добыть только часть правды, но добыть ее, не задевая его самолюбия. И это было самым трудным.
— Твоя взяла, Джордж. — Мой голос звучал медленно и торжественно. — Возможно, я не принял твои слова слишком серьезно, когда ты впервые предположил, что кто-то мог столкнуть Флер со скалы, но теперь уверен: так оно и было.
— Да? — В волнении он так сильно прищемил один из своих подбородков, что даже вскрикнул. — Кто? Он столкнул ее, Рик?
— Еще не выяснил, — сказал я. — Для окончательной разгадки головоломки мне нужна еще пара составляющих, Джордж. — Я медленно наклонился к нему, глядя прямо в глаза. — Можешь подсказать мне один из отсутствующих фрагментов, если захочешь.
— Если захочу! — Голос продюсера подскочил на октаву. — Конечно! Только спроси — все, что угодно!
— Фотограф, — сказал я. — Коротышка со светлыми волосами, очки без оправы. Помнишь его?
— Разумеется! — нетерпеливо кивнул он.
— Ты читал утренние газеты?
— Только объявления. — Блум недоуменно посмотрел на меня. — А что?
— Фотограф заработал себе некролог на одну колонку. Кто-то забил его до смерти в собственной квартире.
Рот Джорджа пару раз беззвучно открылся и закрылся. Я раздавил окурок сигареты о вогнутый живот венецианской дамы и откинулся на спинку кресла.
— С каждым такое случается, — просто сказал я. — Рассказываешь о каком-то случае из своей жизни, и, конечно, в первый раз — все как было. Пересказывая второй раз, уже меняешь пару незначительных деталей, так что сам выглядишь чуть привлекательнее. Ну а уж в десятый — ты просто герой! По-моему, такое происходит со всеми людьми. Это делается как-то бессознательно.
— Ладно! — рявкнул он. — Конкретно, что тебя интересует?
— Это жизненно важно, Джордж, — сказал я, расставляя силки. — Расскажи, что в ту ночь произошло между тобой и фотографом в Малибу. Но на этот раз всю правду.
— Ну, — глаза продюсера блеснули, — все было почти как я рассказывал, Рик.
— Прекрасно! — воскликнул я. — Скажи мне только одно — то же самое: ты получил всю непроявленную пленку за двести долларов, так? — Я дал ему открыть рот и нанес завершающий удар. — Если это правда, Джордж, — тихо сказал я, — можно обо всем забыть!
— Это важно, да? — Продюсер нервно кивнул пару раз. — Похоже, так. Нет, Рик. Фотограф не мог отдать пленку, сказал, что на ней много других снимков, и они стоят ему денег. Однако он продал негатив за двести долларов.
— Получается, ты поверил ему на слово? — сказал я. — Он ведь не мог проявить негативы тут же,
— Я думал об этом, — проворчал Блум, — парень показал мне свою карточку профессионального фотографа, а потом сказал, что нам следует больше доверять друг другу. Пришлось поверить, что он не оставит других отпечатков с негатива. Он сказал, что отправит мне негатив и отпечаток на следующий день, и верит на слово, что получит за это две сотни долларов.
— Ты согласился?
— Какой, черт возьми, у меня был выбор? Ничто не могло помешать ему передать историю в газеты, даже если бы удалось вырвать пленку из фотоаппарата!
— Все верно, — сказал я. — Спасибо, Джордж. — Я встал с кресла и двинулся к двери.
— Ну и что все это значит? — поинтересовался он.
— Само по себе ничего, но поможет установить четкое направление, — сказал я, надеясь, что такая загадочная фраза его немного успокоит.
— Ну-ну, сохраняй таинственность, мне-то какое дело! — Лицо Джорджа снова стало задумчивым. — Эй, Рик? — Он с надеждой взглянул на меня. — Возможно, теперь ты мне кое-что объяснишь.
— Только выражайся попроще, — осторожно попросил я.
— А вдруг ты сумеешь разобраться, потому что я, черт возьми, никак не могу, — проворчал он. — Скажи, что ты знаешь… о детских роялях?
— Зависит от того, как это играют, — сказал я. Мой пульс участился.
Блум в удивлении покачал головой.
— Проклятье! — вырвалось у него.
— Расскажи, Джордж, — поторопил я, — подробнее.
Продюсер взглянул на меня с подозрением и досадой.
— Что-то знаешь? — с надеждой взглянул он на меня.
— Ни капельки, Джордж! — быстро ответил я. — Абсолютно ничего.
Глаза продюсера сверкнули, и он снова ошарашенно покачал головой.
— Удивительно, — вздохнул он. — И еще в ре миноре.
Было ясно, что он больше ничего не скажет, и тогда мне пришлось капитулировать.
Когда я вышел в приемную, темные очки с надеждой обратились ко мне. Пальцы девушки отстукали возбужденный ритм на крышке стола, и в конце концов она не выдержала.
— Как там Джордж? — Голос Полины звучал чересчур невозмутимо.
— Размышляет, — сказал я. — О музыке.
— Так я и думала. — Голова девушки поникла. — Полагаю, мои шансы на исполнительное вице-президентство испарились. — Она храбро улыбнулась. — Следовало предвидеть, что он не поймет.
— Детка! Джордж — не единственный, — сочувственно заметил я.
Полина пожала плечами:
— Не важно. Вероятно, ничего бы и так не получилось.
Глава 7
Я равнодушно сжевал завтрак и вернулся в свой маленький символ Беверли-Хиллз, свидетельствующий о должном статусе. Одно мне не нравится — дом функционирует автоматически, словно мое присутствие здесь не обязательно. Трава свежескошена, кусты обрезаны, бассейн искрится легким оттенком голубого, безмятежно уверенный, что его кислотно-щелочной баланс находится в терпимых пределах. Беда в том, горько подумал я, заходя в семьдесят градусов кондиционированного воздуха, что дом отказывается признать — без моих денежных вливаний он быстро превратится в развалину.