Бичо-Джан
Шрифт:
В порту отдельно от других стояло небольшое мачтовое судно. Оно было белое и называлось «Белая звезда».
— Вот это судно, — кратко пояснил Гассан.
На пристани ждал какой-то татарин. Завидя издали Гассана, он почтительно бросился ему навстречу и помог слезть с коня; затем взял обеих лошадей за повода и, перебросившись с Гассаном несколькими фразами на непонятном Кико наречии, исчез с конями, точно провалился сквозь землю.
Был сумрачный, дождливый вечер. Дул северный ветер, и парусное судно слегка покачивалось на неспокойной поверхности моря.
На палубе Кико увидел
— Вот мой внук Самит, — назвал своего юного спутника Гассан.
Капитан был не из любопытных, он мельком взглянул на мальчика и пошел отдавать команду к отплытию.
Забегала команда по палубе, заскрипели снасти, надулись паруса, и «Белая звезда» плавно тронулась в путь.
Кико стоял на корме подле Гассана и впивался глазами в постепенно удалявшийся от них берег с незнакомым городом. Сердце бедного мальчика разрывалось на части в эти минуты.
«Отец! Отец! Где ты, мой дорогой батюшка? Чувствуешь ли ты, что навсегда увозят от тебя твоего бичо-джана, твоего единственного мальчика?.. Чувствуешь ли ты, что мы не увидимся больше с тобою?..»
Гассан, озябший на палубе под ветром и дождем, скрылся в каюте, позвав за собою Кико. Но мальчику не хотелось уходить. На палубе в темноте, среди ненастья, он мог спокойно, не боясь показаться малодушным, отдаться своему горю. Он опустился на тюки с товарами и дал полную волю слезам. Ветер ревел и метался над его головою, дождь хлестал тяжелыми каплями, а он не чувствовал ничего, кроме своего горя..
Кико, измученный, забылся, наконец, тяжелым сном, полным мучительных видений.
Он видел Вано и его сыновей, чувствовал на себе удары нагайки рассвирепевшего дяди, слышал слезы и мольбы Като, Горго и Магуль… Но яростные крики Вано заглушали мольбы и слезы тетки. Все яростнее звучали крики дяди Вано. Вот они перестали быть похожими на человеческие, и теперь был слышен один только сплошной рев…
Сон мгновенно оставил Кико. Он поднял голову с мешка, на котором лежал, открыл глаза и осмотрелся.
«Белая звезда» боролась с бурей. Волны бешено наскакивали на нее, точно дикие звери, и заливали сильно накренившуюся палубу. Разъяренный ветер рвал паруса. Но сквозь его дикий вопль и шум волн Кико услышал и другие звуки. Они исходили из той части судна, где находилась каюта капитана.
Это были угрозы и брань.
Мальчик быстро вскочил на ноги и кинулся туда, откуда слышались крики. Придерживая одной рукой свою драгоценную чунгури, с которой он не расставался ни на мгновение за все время пути, и держась другою рукой за перила залитой водою лестницы, Кико стал осторожно спускаться в каюту.
При свете слабо мерцавшего фонаря он увидел дверь, за которой раздавались голоса.
Быстрым движением руки мальчик рванул дверь к себе и очутился в каюте. Там находилась едва ли не вся команда «Белой звезды», тесно окружавшая капитана. Кико увидел перекошенные яростью лица, сверкающие недобрым огнем глаза, дрожащие руки, сжатые кулаки.
Люди в каюте не заметили
— Вы должны вести наше судно в Стамбул, капитан! Слышите! Мы этого требуем, — кричали матросы.
— Я вам объяснил уже, — ответил твердо капитан, — что это невозможно… Море бушует так, что того и гляди разобьет в щепки судно… И буря становится все сильнее и сильнее. Нам ничего не остается, как повернуть обратно в Батум и ждать, пока море успокоится. Моя совесть не позволяет мне вести корабль на верную гибель…
— Но мы требуем, чтобы вы вели судно в Стамбул… Понимаете, капитан, мы требуем! — кричал один из матросов, ободряемый своими товарищами.
— И если вы не исполните нашего требования, мы сами поведем корабль, а вас сбросим в море! — прибавил другой.
Капитан выждал, пока они немного стихли, и произнес спокойно:
— Вы можете делать со мною, что хотите, потому что я один, а вас двадцать с лишком человек, но в Стамбул мы плыть сегодня никак не можем, потому что буря крепнет с каждым часом и «Белой звезде» не устоять против нее: наше судно погибнет и вы все вместе с ним… Я отвечаю за вашу жизнь, ради вас же не могу вести судно дальше… Кроме того, ведь вы не одни на судне. Наши пассажиры, татарин со своими внуком, подвергаются опасностям пути, а их жизнь ляжет тяжелой ответственностью на нашу совесть… Итак, еще раз я приказываю вам повернуть назад и держать путь обратно к Батуму.
— Нет, мы требуем, чтоб вы, капитан, вели судно в Стамбул! — раздалось в ответ несколько голосов.
— Как смеете вы идти против желания команды! — послышался голос совсем еще молоденького юнги.
Капитан смерил его презрительным взглядом с головы до ног.
— Ты еще не вырос достаточно для того, чтобы спорить со мною, — произнес он спокойно.
Один из матросов протискался вперед и крикнул запальчиво:
— Ясное дело: капитан, очевидно, хочет, чтобы мы потерпели убытки. Если мы не поспеем с нашими товарами в Стамбул к кануну праздника, никто не купит у нас товар… Что тут долго разговаривать. Сбросим его в море, а сами поплывем к Стамбулу. Авось буря не помешает нам…
И он ринулся на капитана, в то время как другие стояли в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу.
На мгновение завязалась борьба. Отброшенный ударом кулака капитана, дерзкий матрос отлетел на несколько шагов.
Это словно послужило сигналом. Несколько человек сразу ринулись на своего начальника.
Кико видел, как сильные руки капитана отбрасывали то одного, то другого. Мальчик весь загорелся жгучим желанием помочь этому благородному человеку. Но что он, ребенок, мог сделать, один против двадцати? Если бы у него было хоть какое-нибудь оружие в руках… Да и оно едва ли могло спасти жизнь капитана. Вдруг он вспомнил: разве его чунгури не может сослужить ему службу? Кико быстро отпрянул за дверь, сорвал с плеча свой инструмент и ударил пальцами по его струнам. Одарил и запел чудесную, всем на Востоке известную песнь о родине, красивую, полную чувства и словно рыдающую без слов…