Билет на бумажный кораблик
Шрифт:
– Мать, оглохла, что ль? Сколько дудеть можно? Ты куда – в свой кабак? Подбросить? Мне по пути!
– Нет… – Я задумалась. – Шкипер, у тебя время есть?
– Для тебя – всегда, – усмехнулся он. – Чего надо?
– Отвези меня на Спиридоновку.
– Садись.
Я как можно тщательней отряхнулась и полезла на переднее сиденье «Мерседеса».
В такой роскошной машине я ехала первый раз в жизни, но тогда даже не подумала об этом. Меня бил озноб, снег на платке и волосах начал таять и бежал по лбу и щекам теплыми струйками, уничтожая остатки
Моя молитва была услышана. В старом сталинском доме на Спиридоновской, куда год назад переехали Ванька с Ниной, горело знакомое окно на первом этаже. Кутаясь в мокрый платок, я вышла из «Мерседеса». Шкипер вышел следом.
– А ты куда?
– С тобой пойду.
– Зачем?!
– Не учи дедушку какать.
Я независимо дернула плечом, но спорить не стала.
В квартиру я звонила долго и упорно. Дверь не открывалась, и, если бы я не видела своими глазами горящее окно, то давно бы бросила трезвонить. Я уже начала думать, что Ванька мог элементарно забыть выключить свет перед уходом, когда дверь открылась.
На пороге стоял Иван с полотенцем на бедрах. Голова его была встрепана. На меня он воззрился ошарашенно и, кажется, даже не сразу узнал.
– Санька?! А… ты что здесь делаешь?
– Я к тебе, – сухо сказала я. Сердце скакало как бешеное. – Не бойся, ненадолго. Впустишь?
Он молча шагнул назад. С изумлением посмотрел на Шкипера, который непринужденно вошел следом за мной, и, не узнав его, спросил:
– Со за гаджо?
– Гаджо сыр гаджо. Ничи. Дэ проджава. [4]
4
– Что за русский? – Русский как русский. Ничего. Дай пройти (цыганск.).
Краем глаза я заметила какую-то тень за полуприкрытой дверью. Прекрасно. Значит, его девица здесь. Ванька проследил за моим взглядом, его физиономия стала смущенной и злой одновременно. Бросив мне: «Подожди…», он скрылся в комнате. Оттуда послышался невнятный, торопливый разговор, шелест одежды, в щели мелькнул любопытный глаз. Через минуту Ванька вышел уже в джинсах и майке. Пряча глаза, сердито спросил:
– Чего тебе?
Посвящать в причины моего появления Шкипера и любовницу Ваньки мне не хотелось, и я двинулась на кухню. Иван пошел следом.
Разговор был коротким. Позже я удивлялась, откуда во мне взялось столько наглости. А тогда просто говорила, глядя в упор на стоящего передо мной мужчину:
– Я тебя учить не собираюсь, у меня на это и прав никаких нет. Но Нина меня просила порчу сделать. Я не взялась, так ты думаешь, она успокоится? Она к другой пойдет, найдет колдунью какую-нибудь, своего добьется. Сам знаешь, что может быть. Подумай.
– Шалавы… – мрачно процедил Ванька, не поднимая глаз. – Ну… а ты что же?
– Дурак. Мне Нинку жалко.
– Да ну? – Он вдруг подошел вплотную, и я только сейчас поняла, что Ванька слегка пьян. Совсем немного – если бы не запах, я не заметила бы ничего.
– Кого дуришь, девочка? Ты ведь сама по мне сохнешь. Я ведь не слепой, я вас, баб, нутром чую. Давно…
– Что ты несешь? – задохнулась я. – Рехнулся?!
– Да ла-а-адно… Чего топорщишься? Поди сюда… Да не бойся, говорю, шлюха эта русская уйдет сейчас. Ну?
Я отступила на шаг. Нестерпимо хотелось зажмуриться, в животе поднималась волна тошноты. Ванька пошел за мной.
– Стой, сволочь, – сглотнув слюну, сказала я. – Еще шаг – импотентом сделаю.
Я, конечно, блефовала, и Ванька недоверчиво усмехнулся, но – остановился.
– Смотри… Сама пожалеешь потом. В другой раз не позову.
– Свинья. – Я перевела дыхание. – Нина мне сестра, а ты кто? Дураком родился, дураком и сдохнешь.
– Что? – сощурился он. – А ну, повтори, поганка!
– Кто-то что-то сказал или мне показалось? – вдруг послышался задумчивый голос из прихожей. Шкипер, про которого я совсем забыла, вошел в кухню и встал на пороге.
Мы с Ванькой говорили по-цыгански, и он, конечно, не понял ни слова. Вероятно, его насторожили наши интонации. Поскольку я молчала от неожиданности, Шкипер подошел ближе. Он был выше Ваньки почти на голову.
– Убери гаджа, – процедил мне Иван, отступая к стене.
Я устремилась к выходу, по пути дернув Шкипера за рукав. Тот молча пошел следом.
В машине меня начало трясти. Я судорожно сжимала руки на коленях, суставы уже болели, но дрожь становилась все сильней и сильней. Шкипер старательно делал вид, что ничего не замечает, до тех пор пока я сама не попросила:
– Останови…
Он тут же запарковал машину у тротуара. Порывшись в кармане куртки, сунул мне носовой платок сомнительной чистоты. И курил, глядя в окно на падающий снег, пока я выла в голос, уронив лицо в ладони. Никогда еще в жизни мне не было так стыдно и так противно. Вот такое дерьмо, такую сволочь я любила с двенадцати лет?! Господи, за что, за что, за что… Я даже не почувствовала, как Шкипер снова тронул «Мерседес» с места, не заметила, что мы выехали на Бронную, затем – на Тверскую, свернули на Никитскую, к Арбату… Когда я наконец пришла в себя, оказалось, что мы уже почти час нарезаем круги по Садовому кольцу.
– Сколько времени? – всхлипывая, спросила я. – Мне пора домой.
Шкипер, не говоря ни слова, развернул «Мерседес» посреди дороги, и мы поехали на Северную.
Возле подъезда Шкипер помог мне выйти из машины, подтолкнул к фонарю, присвистнул:
– М-да…
– Ничего, – хрипло сказала я, – сейчас умоюсь и на работу поеду. Извини, что весь вечер тебе убила.
– Фигня. – С минуту Шкипер молчал. – Телефон не потеряла? Звони, если что. Или нет… Я сам на днях зайду.
Я не стала спрашивать, зачем. Кивнула и ушла в подъезд.