Билет на ковер-вертолет
Шрифт:
Говорков усмехнулся:
— Начинайте.
Я откашлялась.
— Чтобы написать детективный роман, надо иметь сюжет, скелет истории, который писатель может покрыть мясом своих рассуждений и размышлизмов. Кто-то из литераторов обладает буйной фантазией и легко придумывает никогда не существовавшие коллизии, другие имеют дар рассказчика, они лихо описывают уже случившиеся с кем-то ситуации. Я принадлежу ко второму типу прозаиков и считаю, что мне редкостно повезло, жизнь намного хитроумнее любой выдумки…
Надо отдать должное Филиппу — слушатель он был замечательный,
— Вам осталась чистая ерунда — допросить как следует Макаркина. Либо поставить у его квартиры наружное наблюдение. Надеюсь, сотрудники милиции окажутся более расторопными, чем Вера Данильченко, и легко выяснят координаты обожэ мануального терапевта. Вот! Отпускайте Аню, она не виновата. Готова дать письменные показания.
Говорков встал, походил по комнате, снова открыл зачем-то книжный шкаф, затем закрыл его и вдруг сказал:
— Насколько понимаю, это будет новая книга? Вы начинаете расследование, а потом описываете свои похождения?
— Примерно так.
— И никогда не ошибаетесь?
— В смысле?
— Всегда докапываетесь самостоятельно до истины, не сворачиваете на ложный путь?
— Всякое случается, — туманно ответила я, — порой забредаю в непролазную чащу.
— Но читателю потом все равно сообщаете свою версию? Даже если она не правильная? Хотя если подтасовать факты, то ложь станет истиной… — задумчиво протянул Филипп.
— Нет, я пишу только правду, отсюда и проблемы. Иногда просто хочется купить билет на ковер-вертолет и улететь подальше от этой правды куда глаза глядят. Но сейчас мне необходимо дорыться до сути.
— В одном вы правы, — вдруг улыбнулся Говорков, — жизнь более хитроумна, чем выдумка. Ладно, сейчас расскажу вам много чего интересного, но в обмен на одну услугу.
— Какую?
Филипп взял в руки мою книгу.
— Когда издадут ваш новый роман, пусть вот тут, на первой странице, будет написано: «В основу сюжета положено дело, которое блестяще размотал…», ну и мои фамилия, имя и отчество.
— Могу еще указать и год рождения вместе с адресом!
— Это слишком, хватит имени. Моя мама будет счастлива. Значит, обещаете?
— Конечно.
— Тогда слушайте! — воодушевленно воскликнул жаждавший славы следователь. — Кстати, у нас недавно про Мишу Поварова в газете упоминали, так его потом в звании повысили. Да! Ничего мне за разглашение служебной тайны не будет, если вы укажете: «Все фамилии изменены». Впрочем, о деталях потом.
Я обхватила руками колени и вся превратилась в слух. А Говорков, мечтавший о новом звании, славе и материнском одобрении, завел рассказ.
Жила-была на свете девочка Марина Константинова. Тихая, послушная, спокойная мечтательница, больше всего на свете любившая сидеть на подоконнике и смотреть вдаль. Школьница хорошо училась и никаких проблем ни родителям, ни учителям не доставляла. С младшей сестрой Лизой Марина поддерживала ровные отношения,
Под маской милой, слегка апатичной деточки скрывался вулкан страстей. Очень рано Марина начала задавать себе совсем не детские вопросы. Например: зачем родители произвели ее на свет? Особой любви у папы и мамы к дочери нет. Он занят лишь коллекционированием, она живет интересами супруга, в сердце предков нет места для любви к детям. Так какого черта они их с сестрой родили? Не наскребли средств на аборты?
Кстати, почему в семье постоянно не хватает денег? Вон сколько ценностей понавешано и наставлено в комнатах, а Марина четвертый год ходит в одной куртке, рукава уже скоро перестанут прикрывать локти, просто стыдно появляться в школе в подобном виде. Отчего на столе у Константиновых нет фруктов, мяса и конфет, а есть одна дешевая вермишель да хлеб?
Чем дольше размышляла на разные темы Марина, тем яснее понимала: ее не любят, относятся к ней как к стулу. Нет, неверно. Вот как раз стулья в гостиной папа обожает, а Маришкино место в доме за гнутым эмалированным тазом, который висит в сортире.
Иногда девочке хотелось превратиться в таракана, потому что при виде противного насекомого Розалия принималась кричать. Прусак вызывал хоть какие-то эмоции у жены профессора, а к дочери мать относилась абсолютно равнодушно, просто не замечала девочку.
Сидя на подоконнике, Марина строила воздушные замки. Вот она закончит школу и уйдет из дома, станет знаменитой, утрет нос маме и папе. О Лизе Марина не думала, младшая сестра воспринималась ею как ваза в гостиной — стоит и не мешает. Никакой привязанности к Лизе Марина не испытывала. Иногда, правда, она думала: «Кабы не Лизка, мне бы купили два платья к Новому году».
Но потом, слегка повзрослев, Марина поняла: обновку, не имей она сестры, все равно приобрели бы одну, и перестала воспринимать Лизу как соперницу.
Жизнь текла размеренно: утром девочка ходила в школу, потом бежала в спортивную секцию, а вечер проходил на подоконнике. И именно там, на окне, Марина нашла свое счастье.
Один раз девочка, как всегда, маячила в проеме, несмотря на то что часы пробили полночь. Ей не хотелось спать. Глаза подростка бездумно глядели на улицу, и тут она увидела парня, который крался вдоль тротуара, прижимаясь к стене дома. Марине стало интересно. Она вытянула шею. Неожиданно юноша оказался прямо у нее под окном, явно не подозревая, что чуть выше сидит молчаливый свидетель происходящего.
Послышался шум, показалась машина, из нее выскочили два мужика.
— Где он? — спросил один.
— Кажется, в свой подъезд утек, — ответил второй.
— Ты беги туда, а я здесь покараулю, — заявил первый и замер у «Волги».
И тут Марина, сама не понимая почему, совершила поступок, который перевернул всю ее жизнь. Видя, что преследователь стоит спиной к ее окну, она прошептала:
— Эй, рама открыта, влезай!
Парень услышал тихий голос и в мгновение ока оказался в комнате.