Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Варшавский Сергей Петрович

Тут она глянула на часы и переполошилась. Пора бежать на смену.

Чудом удалось добыть работу в местном кинотеатре — вот и пригодился ее «талант» махать лопатой, взяли на место запойного инвалида-кочегара.

Дочка, все еще какая-то испуганная, но уже постепенно оживающая, синяя от бессонницы, пролепетала:

— Я посижу с Симочкой, не волнуйся.

Ангелы, белокурые ангелы! Жаль, что, в отличие от настоящих, им нужны и кусок хлеба, и одежда, и на ноги что-нибудь… «Кому молиться, кому жертву принести, чтобы вот тут, в углу, появились хоть какие-нибудь валеночки?!» Супруг так любил, когда она ходила в ма-а-аленьких туфельках, с бантиками, а теперь извольте натянуть

на покрасневшие, начинающие пухнуть ступни разваливающиеся опорки, перемотанные проволокой да остатками одеяла, и бежать по жгучему снегу на работу за два квартала.

Трудилась она в котельной кинотеатра. Это была местная достопримечательность, деревянное здание, срубленное на высоком берегу реки заезжим купцом. После национализации заведение осталось служить культуре, в нем показывали фильмы не только революционного содержания, но и комедии, и приключения, в связи с чем кинотеатр процветал.

Задачи кочегара обычные: топить да прибираться между сеансами и после. Котельная располагалась в подвале, оттуда было два хода — с улицы и с потаенного уголка фойе, в который кроме нее, старательной уборщицы, мало кто заглядывал. На работе было тошно, грязно, зато тепло. В крайнем случае можно было бы и ребят сюда пристроить, и Симочку перенести — если начальство согласится, он мальчик с норовом, а после болезни стал таким нервным.

«И где же все-таки… валенки найти? Ох и навозили же ножищами…»

Публика уже вошла в зал, и лишь какой-то парнишка замешкался у закрытых касс, озираясь. Довольно-таки упитанный, круглощекий, но по его «туалету», по разрозненным его деталям, было ясно, что он то ли из эвакуированных, то ли из пролетарского семейства, в котором мал-мала меньше и в котором принято донашивать за братьями и сестрами. Не похоже, что беспризорник, хотя кто их знает…

Все мысли померкли, когда в глаза ей так и бросились… валенки! Прекрасные, новехонькие, подшитые толстой кожей, и размер сорок четвертый, не меньше, как раз с запасом!

Прежде чем замысел оформился окончательно, она спросила, улыбаясь:

— Что, малыш, не попал на сеанс? А хочешь, покажу тайный ход?

Он весь вспыхнул от радости, как новогодний фонарик, на мгновение шевельнулась жалость — но как-то быстро пропала, поскольку была не ко времени. За эти месяцы она оторвалась не только от дома, но отреклась и от прежней жизни, от всего прошлого, отреклась от самой себя — лишь бы детей выпестовать. Лишь бы не голодали, не мерзли. Ради этого она готова… ну, в целом уже на все.

Главное — не наследить, а за этим дело не станет, главное — тщательно распределить по топке жаркие угольки, аккуратно раздробить крупные частицы, перемешать кусочки, проследить за тем, чтобы ничего не выпало на всеобщее обозрение.

…Валенки, почти новая ушанка, целый ватник, сатиновая рубаха, суконные добротные штаны — семейство внезапно разбогатело. Что-то можно было оставить, что-то продать, главное — спороть вот эту метку.

«Надо же, Ваня Жуков… да уж, нарочно не придумаешь…» — а вот как раз и ножичек, маленький, острый, со множеством лезвий, вилкой, ложкой, шилом и прочим. За него можно немало выручить. Но Симочка вцепился в него бледными лапками, смотрел так просяще. Пусть себе оставит, решила она, ничего. Теперь все будет в порядке, хотя бы понятно, что делать.

Главное, чтобы он ничего не знал. Идочка старшая, она поймет — а этот маленький, избалованный… не простит.

Ничего. Пока живем — а там будет день и будет пища. Все будет по писаному.

Глава 1

Заслуженный кинотеатр «Родина» доживал свои последние деньки —

и поделом, в последнее время он вызывал массу нареканий, являя собой гнездо разврата и разложения. Это почтенное здание было выстроено для других целей, как бывшая церковь при уже несуществующем доме призрения чахоточных. Хозяйство здесь завели до Первой мировой местные буржуи, князья Трубецкие, которые задумались о своих душах и пожертвовали свой парк больным, чтобы они жили посреди полезных для их здоровья зеленых насаждений. Тогда он был наверняка гуще, но после революций и трех войн, заметно поредев, целебные свойства утратил. Сам чахоточный дворец, где ранее в относительном комфорте доживали свой век болезные, вообще перипетий истории не перенес. Один корпус разнесло немецкими бомбами, от второго остались стены и фундамент. Уцелела и церковь, которую сначала оборудовали под склады, потом, с тридцатых годов, под кинотеатр, в суровые военные времена — под все, что понадобится.

Теперь вся эта местность и вообще весь этот порядком облысевший, поредевший парк требовал активного вмешательства. Нет, на Первомай и на осенние субботники пионеры и комсомольцы старательно высаживали чахлые деревца, но в целом атмосфера не способствовала их выживанию — их или ломали на опахала, отгонять комаров, или они сами засыхали. С мусором такая же история: собирали его намного медленнее, нежели набрасывали. Грязно в парке, неуютно. Степень разрухи была такая, что требовалось намного больше усилий, чем те, которые применялись.

Пока в Моссовете утрясали и согласовывали перспективы развития парка, его территорию захламили окончательно. Разрушалось все — дорожки вздымались, поднимаемые корнями деревьев, скамейки частью переломали, частью растащили на дрова, равно как и помост, и навес над танцплощадкой.

В основном теперь в парке собирался несознательный элемент, который не устраивал культурный отдых при текстильной фабрике. Вот там развернулись, обустроили сквер, выстроили новехонькую танцплощадку под навесом-«ракушкой», на которой невероятно приятно звучал не только патефон, но и самодеятельный духовой оркестр.

Дом культуры реконструировали, побелили, новые стулья поставили — и открыли сказочный кинотеатр, даже с бархатным занавесом и буфетом, где предлагали исключительно соки-воды и мороженое. И перед киносеансами обязательно проводили беседы на различные животрепещущие темы.

Так что теперь сознательный народ обретается тут, а в парке — те, что предпочитают развлекаться с отрывом от производства. К тому же с некоторых пор, как отправился в учебный отпуск неутомимый труженик Марк Лебедев, а Марина Колбасова — в декрет, дружинники-бригадмильцы предпочитают нести службу в более комфортных, культурных условиях, нет прежнего энтузиазма мотаться по темным улицам. К тому же и автомобиль летучего патруля захандрил, и руки ни у кого не доходят его реанимировать.

Итак, в парке не так людно. Сонно постукивает морось по веткам и особо стойким листьям, под ногами прель и лужи. Сыро и темно, лишь вдалеке между мокрыми стволами тускло подмигивают огоньки кинотеатра «Родина», покрытые облупленной зеленой, красной, синей краской. Он похож на «Летучего голландца» или всплывший «Титаник». Все, ископаемый островок культуры, пора на покой, пора и честь знать.

Однако сборы тут все еще полные. Завкино Ляпунов, пронырливый товарищ, для демонстрации фильмов выбирал менее серьезные картины, нежели заведующий домом культуры на фабрике. Народ, не всегда понимающий, что наиболее увлекательное — наименее полезно, в зал «Родины» за один раз не помещался, так что устраивали несколько сеансов. Соответственно, росли и сборы.