Бим и Бом и другие клоуны
Шрифт:
Булкин, вынув из ноздри палец,
Потухшим голосом объявил всем:
– Всё, доигрались.
Готовимся к жёсткому БДСМ.
Жёстко получилось, по полной программе,
Жёстче, чем Напалм Дэз.
Мы даже подумали тогда с пацанами,
Что это и есть полный пиздец.
Через полгода, выйдя из дурки,
Мы разошлись в разные стороны.
Чтобы больше никогда не встречаться друг с другом.
Не люблю
***
Эта история произошла совсем недавно:
В подземке «Площадь Льва Толстого»
Я познакомился с чернокожей американкой
Сарой Ивановой.
Это мне показалось забавным,
Спросил: «Вот из йо нейм, миссис?»
В ответ она меня послала на хуй,
Но, присмотревшись внимательно, предложила выпить.
Позднее, анализируя хронологию попойки,
Вспомнил немаловажную деталь, а именно:
Когда мы подходили к барной стойке,
Мне захотелось повеситься неожиданно.
Десятипудовая Клава, подавая пельмени,
Водку и стаканы,
Неожиданно спросила: – Вы не читали демонологию Ремми?
– Не читали.
Следует рассказать о Сариной биографии,
Вернее о том, почему она Иванова.
Всё просто: отец мелкий менеджер русской мафии,
Мать наркоторговка из Вашингтона.
Рассказывая о себе, я опустил детали —
Родился, женился и прочие бредни.
Сказал просто: мама анархия,
Папа стакан портвейна.
Нам славно в этом сортире сиделось,
Пока к нашему столику не подошла сволочь.
Я не успел послать его в промежность.
Пробила полночь.
Можно сказать, что я был поддатый,
Но, поверьте, я собственными глазами видел это:
С двенадцатым ударом часов сволочь обернулась бородатым
Поэтом.
Из глубины зала блеснуло стекло.
Приглядевшись, я вздрогнул невольно:
Строго и одиноко сидел за столом
Литературный критик, очкастый как кобра.
Когда за жизнь говорят с трехаршинным понтом
И простые вопросы объявляются вечными,
Тогда ад обретает нечёткие контуры
Литературного вечера.
Обалдев от словесной иллюминации,
От фразеологических вывихов и переломов, я вдруг
Вспомнил, как выходил из подобных ситуаций
Хома Брут.
– Свят круг, защити меня
От этих бесов, —
Шептал я, маркером круг чертя,
Голосом от страха треснувшим.
И в самом центре этого скандала
С взглядом
Стояла бледная панночка Сара
В саване из дыма марихуаны.
– Витю. Витю. Приведите Витю.
Ступайте за Витей! – кричала она.
И первую мысль мою – Саня, не ссы! —
Перебила вторая – всё, хана.
И вот появился огромный чёрт
В грязной майке на волосатом теле —
Лауреат малой премии «Московский счёт»,
Шорт-лист «Андрея Белого».
Его глаза как лунные кратеры,
Названные именами литературных гениев.
Он сдержанно поблагодарил организаторов
И произнёс несколько стихотворений.
Он ритм отбивал копытом,
А в конце объявил грозно
И неожиданно:
– Выступает Александр Моцар.
И как только эта новость коснулась моего слуха,
Я в прострации полной
Вышел из спасительного круга…
Больше я ничего не помню.
***
Сразу после рекламной паузы
На экране появился лысый мужчина.
Он сообщил о появлении новой расы —
Детях-индиго.
Интуитивно не доверяя лысому,
Зашёл в Интернет.
О детях-индиго там много написано.
О взрослых-индиго ничего нет.
Эти дети, как рентген, насквозь всё видят,
Но часто обладают характером скверным.
Родителей своих ненавидят,
Потому что родители расово неполноценные.
Индиго обладают аурой особой,
Что-то среднее между тёмно-синей и фиолетовой.
И поэтому они считают, что всем остальным особам
Нужно жить в гетто.
Лысый бьёт тревогу,
Ставит ребром вопросы:
Десять-пятнадцать лет – это немного,
Скоро индиго станут взрослыми.
Что тогда? Закат или катарсис?
Сможет ли человечество выжить?
Не об этом ли пророчит Апокалипсис?
И лысого внимательно слушают короткостриженые.
У них нервы – кремень.
Настроение – пятница.
Они вынимают из штанов ремень,
Чтобы поймать лысого и всыпать ему по заднице.
***
С телевизионного экрана
Без эмоций, вдумчиво
Говорит о странных
Явлениях, неизученных,
Которые наблюдают
Жители посёлка Горный
Хабаровского края
Ульяновского района.
На вопросы корреспондента
Отвечает плешивый,