Биннор
Шрифт:
И вдруг поняла и с отвращением содрала обруч-блокиратор. Тревога снова обрушилась на меня. Но так было лучше.
– Можешь идти. Спит? Обруч!
– Я не хочу, Март, - сказала я и наконец открыла глаза. Лена в комнате не было. Март сидел на краю постели. Комната была знакомая.
– Гостиница?
Он улыбнулся жестким загорелым лицом. Он был без очков, и я впервые увидела, что глаза у него зеленые.
– Март без очков, свет перевернулся...
– с трудом улыбнулась я.
– В общем-то, они мне не нужны. Ты знаешь.
– Что в городе?
Впрочем, я и так знала, что. Жалюзи
– Я должна быть там, - я попыталась приподняться, и движение отозвалось такой жестокой болью, что я застонала.
– Я должна быть там!
Почудилось, на лице Марта насмешка, и во мне все застыло.
– Конечно, - прошептала я.
– Что я могу сделать такая... и одна.
– Ты уже сделала, - сказал он сурово.
– Положила предел мощи Ганга. А дальше - мы сами. Все же вы здорово научили нас бороться за справедливость.
Мы молчали. Наконец я попросила:
– Подыми жалюзи.
– Не стоит.
– Только не надо меня жалеть!
– О господи!
– взмахнул Март руками.
– Что за ребенок!
И тут же прямо из воздуха в комнате сгустился оруженосец Кошмарик. Только лицо у него было сейчас совсем не озорное.
– У Ведьминой гавани Ганг совместил Биннор с Лидденнией!
Март сморщился.
– Отправьте туда Странников. Я скоро сам буду.
Кошмарик собирался растаять.
– Погоди, - Март придержал его за рукав.
– Отыщи кого-нибудь. Христю. Или даму Истар. Сюда...
– Нет!
– Она непохожа, - сказал он, догадавшись.
– Нет!
– и, наконец вспомнив, я с трудом выговорила:
– Сестра среди Стрелков.
– Этого не может быть.
– Ну да. Значит, я видела призрак. Призрак на вороном коне. Эрл Асмур...
Март словно не заметил ни насмешки, ни горечи. Сказал спокойно:
– Эрлов у нас, к счастью, нет. А вот назгулы прорвались.
Он прижал руку ко лбу.
– Вовсе незачем тебе об этом думать. Засни.
– Но Март! Ведь здесь же, в Бинноре, люди не знают, что такое война. Не умеют воевать!
Март мягко, но настойчиво удержал меня на постели.
– Да, было замешательство вначале. А теперь справились.
Тем более, и гости помогают. Через три дня Турнир должен был начаться.
Он встал.
– Спи. Ничего не бойся.
Опять было забытье. А потом незнакомая комната. Белый невысокий потолок, жестковатая постель, на письменном столе лампа, прикрытая платком, наглухо завешанное портьерами окно.
Отчего-то и стол, и лампа на нем, и шарики на портьерах подрагивали и покачивалась постель - как при движении поезда, только стука колес не было слышно.
– Что это?
Мальчишка лет одиннадцати, дремлющий в изножье постели, вздрогнул и поднял голову. Был он нестриженый, большеглазый и немного курносый, и мне показалось, что я его уже где-то видела, хотя этого быть не могло. Он протер глаза, глянул на меня более осознанно, и по его красному со сна лицу расползлась широченная восторженная улыбка.
– Что это? Почему трясет?
– А!
– он беспечно махнул рукой.
– Это дворец на куриных лапах. Тебя сюда перенесли. Мы из города уходим, в безопасное место.
– Привет!
– воскликнула я сердито.
–
– Такой приказ. А тут еще раненые и дети, самые маленькие которые.
– А остальные?
– Я остановила его движением руки.
– Не объясняй, я знаю. Почему тогда ты здесь?
У него лицо стало обиженное и растерянное.
– Так надо, - прошептал он.
– А почему не эвакуируют через трансляторы?
– Не успели, их заблокировать пришлось.
Я спросила еще, отчего этот ковчег... т. е. дворец, посчитали таким надежным, и получила исчерпывающее, но не очень уверенное, что чужие сюда не ворвутся, а бомбардировкой его, кажется, вообще накрыть нельзя. Пришлось удовлетвориться этим.
Еще я узнала, что мальчишку звать Славка и он из Нави. Мне нужно было осмотреться как следует, но маленький страж был бдителен и вставать мне не разрешил. Тогда я сделала вид, что сплю. И все-таки его перехитрила. Дворец покачнулся в последний раз и стал, утомленный Славка задремал снова, и я смогла подняться. Медленно пошла вдоль стены, держась за раненый бок и тихонько шипя сквозь зубы. Были какие-то пустые залы с черно-золотыми драпировками, темный коридор, за ним освещенные двери лифта. Кнопок, как на средневековое здание, было многовато. Я наугад нажала верхнюю. Взлет был стремительным. Потом остановка и распахнувшиеся с двух сторон двери. Сзади руку протяни - был зеленый пушистый склон горы, а спереди - неохватная панорама города, рек и далеких лесов. От высоты закружилась голова. Я стояла, привалившись к стенке лифта, и постепенно привыкала к высоте. Передо мной было закатное с розовыми перьями облаков небо, мирное и ласковое. А внизу, в далеком городе, уже захваченном сумерками, бушевал огонь. Закручивался в черно-оранжевые бездымные вихри, клубился и рвался, то приникая к земле, то взметываясь стеной, ближняя часть города не горела, зато мне ясно было видно, как ползут по улицам серо-черные полосатые БТР-ы, и солдаты в пятнистой форме, соскакивая с них, рассыпаются цепью и бегут куда-то вперед; вдоль стен скачут кавалькадами черные всадники, а над ними скрещиваются пронзительного сияния лучи. Я невольно прикрыла глаза ладонью.
Почувствовала, как царапает рану покоробленная от засохшей крови повязка. Потом - как что-то горячее течет под ней и сквозь нее; тронула рубашку на боку. Она была мокрой от крови.
Меня затошнило, повело, уже знакомая холодная тревога отобрала силы. Не помню, на какой ярус спустилась, куда шла. Вдруг очутилась перед большим стенным зеркалом в овальной кованой раме, стояла, упираясь ладонями в ледяное стекло. Из смутной глубины проступали, как в страшном сне, моя одежда, руки, волосы. А лица - не было. Так и упала возле зеркала, под стеной.
Там меня нашел Славка.
Боль накатывала волнами. Я старалась перетерпеть, просто считала в уме, и тогда она уходила, чтобы через небольшой промежуток наброситься снова, и этот промежуток делался все короче, а приступы все длиннее, но нужно было терпеть, потому что Славка. Потому что он маленький и мне было его жалко. И стыдно, что я не могу выдержать. И когда боль наступала, я только жмурилась и вцеплялась в его ладошку. А потом улыбалась виновато - как положено умирающему, но храброму герою.