Биохакер

Зонис Юлия

– Перестаньте играть в секреты. Вы мне все расскажете. О вашем генботе, об Алексе, о том, как вы здесь оказались. И зачем.

– Несомненно, чтобы провести диверсию, – прошипела она.

– Не ерничайте. Если вы правы насчет Майка, Бессмертные пойдут на все, чтобы его заполучить. А вы всю жизнь работали на их шайку… Говорите.

Саманта подняла голову. В дюйме от ее лица горели холодные глаза андроида.

– А если не заговорю?

– Тогда я прикажу вывести вас к забору и пристрелить, как собаку, – спокойно ответил Мартин.

Он так и сделает, поняла Саманта. И одновременно поняла, что ничего ему не расскажет. Не тогда, когда ей угрожают и приказывают.

Женщина усмехнулась:

– Ну пристрелите. Докажите свою человечность, Мартин. Вы ведь боретесь за право называться человеком?

Неожиданно андроид улыбнулся.

– Исходя из того, что я знаю о людях, это будет самый человечный поступок. – Помедлив, он добавил: – У вас есть время до утра. Посидите пока под замком у меня. Я поставлю у двери охрану. Если одумаетесь, дайте мне знать.

Андроид толкнул ее к двери. За порогом уже ждали двое с автоматами.

Глава 7

Брайтон Бич

– Мирра, нам надо спешить, –

сказал высокий, смутно знакомый человек с худым загорелым лицом и выгоревшими русыми волосами.

Глаза у него были светлые и пронзительные и смотрели со странным выражением. Сожаление? Брезгливость? Расчет?

Откуда-то лежавшему на столе было известно, что под волосами высокого человека справа прячется тонкий шрам.

– Я же просила – не называй меня этим именем. Никогда, – огрызнулась женщина с узорами на лице.

– Хорошо. Леди Феникс. Нам надо спешить. Патруль будет тут меньше чем через два часа.

– Гарри разберется с ними.

– Гарри, насколько я помню, – с тенью сарказма проговорил высокий, – возглавляет СББ. Армия пока что ему не подчиняется.

– Значит, подчинится.

– Но не сегодня.

– Время для меня не имеет значения, охотник.

Охотник. Хантер? Ну конечно же, его зовут Хантер. Так вот кто у Мирры в подручных – безумный ковбой с чипом в голове. Тот, кто слышал голоса, тот, кто накинулся на человека-оленя… Хотя сейчас Хантер на сумасшедшего не походил и рассуждал вполне здраво.

Больше не обращая внимания на подручного, Леди Феникс обернулась к своему пленнику и промурлыкала:

– Люди боятся моря. Издавна. Раньше люди поклонялись морским богам и боялись их. Посейдон – сотрясатель земли. Йамму, повелитель смерти и хаоса. Кето, двуликая мать чудовищ. С моря приходили штормы и ураганы, море топило корабли, в море таились неведомые страшилища. Тебе страшно, малыш Дориан?

Она снова провела рукой у него по голове и взялась за другой, незнакомый ему инструмент.

– Патруль объезжает побережье раз в сутки. Следят, чтобы на берег не выползло что-нибудь… страшное. Ричард прав – нам следует поторопиться.

Приблизив инструмент к его глазам, она вдавила незаметную кнопку на рукояти, и из корпуса выступило эбонитово-черное сверло… или жало.

– Я оставила жизнь остальным. Жизнь и свободу, потому что без своих талантов они совершенно безвредны. Но ты нет. Ты упрям, Дориан. Хотел найти Морган – и нашел. Хотел убить меня – и убил.

Даже если бы у него было что возразить, скованные параличом мышцы гортани этого бы не позволили.

– Ты можешь подумать, что я мщу, – продолжала женщина, приложив прохладную ладонь к его щеке. – Отчасти так и есть. Я уже говорила – месть сладка. Но еще ты можешь помешать мне. Тебе ведь просто необходимо вмешаться. Не сможешь остаться в стороне. Так что…

Она вновь надавила на кнопку, и спрятавшееся было сверло показалось опять.

– Ах, это, – сказала женщина, опустив взгляд на инструмент у себя в руке, как будто только что его заметила. – Тебе, наверное, любопытно знать, что это. Древние делали лоботомию при помощи молотка и железного штыря. Но с тех пор наука развилась, Дориан. Мне даже не понадобится полностью вскрывать твой череп. Но это не то, что ты подумал. Понимаешь…

Она наклонилась ближе, так близко, что ее дыхание защекотало висок распятого на столе.

– Это очень страшно – быть запертой в склепе. Стучишь, стучишь в крышку… Я могла бы тебя запереть так же, замуровать. «Ради всего святого, Монтрезор!» Помнишь, у Эдгара Алана. Кажется, ты любил его…

Женщина улыбнулась и подняла руку к своим темным волосам – тяжелым и блестящим, не тронутым пигментной проказой, запятнавшей ее кожу.

– Но, понимаешь ли, – продолжала она, вновь рассеянно нажимая и отпуская кнопку. – Это неинтересно. Ты просто умрешь. У тебя ведь нет моего таланта. Пара часов – и ты задохнешься, предварительно обгадившись. Какая же это месть…

– Леди Феникс, – донеслось откуда-то неподалеку, наверное, от двери.

– Да, сейчас, – отозвалась женщина.

Снова взглянув на своего пленника, она постучала согнутым пальцем ему по лбу.

– Намного интересней запереть тебя здесь. Ты сможешь видеть, слышать, дышать, жевать, справлять нужду… может, даже бормотать какую-то несуразицу, но над своим телом будешь не властен. Отличная, по-моему, идея – похоронить тебя в твоем же собственном теле. Ты будешь рваться наружу, о, как ты будешь рваться. Ты будешь кричать, но никто тебя не услышит. Ты будешь скрести руками крышку собственного черепа изнутри, только у тебя не будет рук. По-моему, очень здорово. И, главное, для этого всего-то надо повредить две маленькие зоны в лобных долях. Тут и тут…

Она ткнула пальцем куда-то над бровями, а затем внезапно нахмурилась.

– А. Вижу. Вижу, как в твоем хитром умишке уже зреет план. Хочешь воспользоваться своим талантом? Позвать на помощь? Надеешься, что какой-нибудь модный нейрохирург вправит тебе мозги? Вот уж шиш, милый. Есть такое словечко – «генетический нокаут». Я выключила твой ген телепатии. Навсегда-навсегда-навсегда… зато завела такой же у себя. Ну-ка посмотрим, что ты там думаешь…

Она снова наклонилась над ним, щекоча дыханием с пряным привкусом «Вельда». И он подумал, громко и отчетливо: «Зачем же ты все еще ширяешься «Вельдом», идиотка, – если все слышишь и так?»

Леди Феникс отвела руку и от души влепила ему пощечину.

У расселины Элджи сидел Говорящий. Он сидел на камне и водил по земле сухим стеблем пастушьей травы, а вокруг собралось все Племя. Точнее, Племя выстроилось полукругом, в центре которого был спуск в расселину, и Говорящий, и тот, кого Элджи вытащил из сети. Последний лежал на спине, бессмысленно пялясь в полуденное небо.

Говорящий ударил прутиком пыль и поднял глаза. Глаза у него были блеклые, как рыбье брюхо, и словно подернутые пленкой. Неприятные глаза. Коричневую кожу исчертили морщины, полуседые волосы заплетены в косы, на шее ожерелье из раковин и человеческих позвонков. Раньше Говорящий был уборщиком в Центре. Но его почему-то не убили, как остальных рабочих и охранников. Может, он уже тогда говорил с Глубинным, и Глубинный его защитил?

– Ты не принес утром рыбы, – мягко сказал Говорящий.

Голос у него был ласковый и добрый, а слова опасные.

– Мы послали Дохляка проверить, все ли с тобой в порядке. Дохляк долго кричал над расселиной, а когда ему ответило только эхо, спустился вниз. И нашел это. – Говорящий мотнул головой туда, где лежал человек из моря. – Зачем ты спрятал его от нас?

Ответа у Элджи не было. То есть, он мог бы сказать, что, не спрячь он человека, того бы сразу скормили

Глубинному, – но какой смысл отвечать так?

– Три дня назад пропал Гремлин, – спокойно продолжил Говорящий. – Мы думали, что его съел кто-то из Малых Богов. Малые Боги всегда волнуются перед пробуждением Глубинного. Но сегодня утром Кравиц отправился нарвать тростника, чтобы сделать новый настил на нашем плоту, и нашел в тростниках голову Гремлина. Его шею резал нож, а не клешни или жвала. Как ты можешь это объяснить?

Элджи молчал. Выбравшись на твердую землю после того, как переплыл пролив, рыбак сразу снял с руки серебряный браслет. Браслет был не цельный – между двумя его концами оставалось достаточно места, чтобы просунуть палец. И он легко сгибался и разгибался. Элджи сначала разогнул его, превратив в полоску, а потом полоской обмотал кость. Свирель все равно была не совсем правильная, но лучше он сделать не мог, не с помощью тех инструментов, что имелись на острове. Теперь свирель лежала в мешке на поясе, вместе с ножом. Элджи знал, что ему надо думать о том, как обмануть Говорящего, но отчего-то мог думать только о свирели. Ему очень надо было в нее подуть.

Словно угадав его мысли, Говорящий чуть заметно кивнул Дохляку. Дохляк, длинный и тощий, подошел к Элджи и сорвал с него пояс вместе с мешком. Рыбак стоял опустив руки.

Дохляк развязал мешок и высыпал то, что в нем было, на землю перед Говорящим. Тот нагнулся, отодвинул в сторону моток веревки и нож и взял в пальцы свирель. Брезгливо покрутил ее и взглянул на Элджи.

– Ты знаешь, что мы сделали с Музыкантом и почему? Ты знаешь, что звуки дудки беспокоили Глубинного? Разве ты хочешь, чтобы Бог разгневался и сожрал всех нас?

Элджи по-прежнему молчал. Лицо Говорящего неожиданно смягчилось Он улыбнулся.

– Ты хороший рыбак, Элджи. Ты приносишь много рыбы. Много пользы племени. Мы не будем отдавать тебя Глубинному Богу. В этот раз не будем. Но Глубинный гневается. Мы слышим, как он ворочается и вздыхает под островом и его вздохи разносятся по всему подземелью. Надо его успокоить. На закате мы отдадим ему чужака. Ты придешь и будешь смотреть, и может быть, даже… – тут улыбка Говорящего стала шире, – мы позволим тебе сыграть на дудке, чтобы Глубинный знал – жертва уже его ждет. А затем ты бросишь дудку в Курящуюся Бездну и отправишься на ночной лов.

Тут он швырнул свирель Элджи. Рыбак поймал тяжелую костяную трубку в полете и крепко сжал пальцы.

Внутреннее не всегда дает верное представление о внешнем. Вот и теперь – то, что изнутри выглядело как хирургический кабинет или лаборатория, снаружи оказалось лодочным сараем посреди заброшенного галечного пляжа. Сарай был расписан веселыми, хотя и облупившимися от времени и дождей осьминогами из их общего с Миррой брайтонского детства. Ветер носил по пляжу какие-то листы – быть может, предупреждения о периметре и карантинной зоне. Шум кондиционеров оказался шумом прибоя, с шелестом накатывающегося на гальку. А вот шум двигателей действительно был шумом двигателей – по пляжу бодро катились две пятнистых армейских «амфибии».

– Быстрей! – взвизгнула Феникс, захлопывая колпак транс-кара.

Хантер стоял у двери сарая, держа пленника на руках. Дориан, или Колдун, или Джеймс Оливер Эмери, и до этого не отличавшийся избыточным весом, за прошедший месяц исхудал настолько, что смахивал на мешок с костями. Он висел сломанным манекеном, нелепо изогнувшимся и безжизненным. Но сознание, что самое ужасное, работало ясно. Он помнил все – боль и залившую глаза кровь, соскользнувшее сверло, чертыхание Мирры. Все-таки хирургом она была таким же никудышным, как и телепатом. Дориан рассмеялся бы, если б мог, когда Мирра схватилась за скальпель, чтобы вытащить сломавшееся и застрявшее у него в черепе сверло. К счастью, в мозгу нет болевых рецепторов. И, хотя в коже и надкостнице их хватает, он уже давно научился терпеть и худшую боль. И еще, как ни странно, он почувствовал облегчение. Все-таки это была Мирра. Не мертвая и холодная марионетка, управляемая безжалостно точным кукловодом. Она ошибалась, значит, была человеком. Колдун не знал, что делать с этим знанием, – но на всякий случай запомнил. Мирра залила его искалеченную голову регенерат-гелем, а потом в сарай вбежал Хантер и закричал, что едет патруль.

И вот он висел на руках у охотника. Море плескалось всего в пятнадцати шагах. У берега болталась лодка, когда-то синяя с белой полосой, а сейчас такая же облупленная, как осьминоги на сарае. Дориан ожидал, что Хантер кинется к машине. Но Хантер отчего-то размашистым шагом поспешил к лодке. Вслед им понесся пронзительный крик Мирры. Охотник развернулся и резко пролаял: «Если его у нас найдут, нам крышка. Или ты научилась отводить пули?»

Колдун ощутил, как его грубо запихивают в лодку. Скамейка врезалась в лопатки, как тогда, на озере… очень далеко. Очень давно – неделю назад, а может, и больше. В Канаде, за несколько часов до того, как люди в черной форме СББ прикладами загнали его в вертолет.

«Значит, армию она еще не успела купить или запугать. Пока только «чистильщиков» и этого неизвестного Гарри», – отвлеченно подумал он, вслушиваясь в нарастающий рев двигателей.

А затем над ним склонилось жесткое, в резких продольных складках лицо.

– Девчонка хотела, чтобы ты оставался с ней, навроде комнатной собачки. Но я так не думаю. Ты упрямый парнишка, и даже с проломленной черепушкой что-нибудь да сообразишь.

Хантер налег на лодку, толкая ее в прибой. Заскрипела галька. Охотник продолжал говорить, негромко и быстро:

– И да, насчет нокаута – отчасти брехня. Я подменил пробирки. Когда кончится действие той херни, что вколол тебе доктор Мартинес, снова сможешь крутить мозги. Не знаю, сумеешь ли ты пользоваться телепатией с такой дыркой в башке, но если сумеешь, запомни, кто тебе помог. А если сумеешь еще и вернуться, я расскажу тебе, почему.

Скрип прекратился, и лодка закачалась в волнах. Хантер, войдя в воду по пояс, сильно толкнул, и отлив понес Колдуна в море – а точнее, в недобрый к солдатам, авантюристам и морякам пролив Ла Манш.

Глава 8

Молли Сивая Лошадь

Саманта лежала на койке, зябко кутаясь в одеяло. За окном вечерело. В щели задувал сырой ветер, предвестник ночной оттепели.

Женщина уткнулась лицом в подушку. Подушка ничем не пахла – стерильно-белая наволочка, словно в этой кровати никто никогда не спал. Может, у андроидов нет запаха. А может, хозяин дома ночевал в казарме. Саманта слабо усмехнулась. Если идея состояла в том, чтобы андроиды ассимилировались и смешались с людьми, получалось это пока неважно. Морган видела стоявшую наособицу группу в серых армейских комбезах. В отличие от своего лидера, они даже не озаботились сменить одежду. Что бы ни говорил Мартин, андроиды всегда будут чужими, чуждыми, а Рой с его женой – исключение, а не правило.