Бироновщина
Шрифт:
— А господина Ломоносова, что сочинилъ такую прекрасную оду на взятіе турецкой крпости Хотина, — отвчалъ Самсоновъ, забывшій уже сдланное ему полгода назадъ его бывшимъ господиномъ Петромъ Шуваловымъ предостереженіе. — Не стихи это, а музыка:
"Что такъ тснитъ боязнь мой духъ?Хладютъ жилы, сердце ноетъ!Что бьетъ за странный шумъ мой слухъ?Пустыня, лсъ и воздухъ воетъ!Въ пещеру скрылъ свирпство зврь;Небесная отверзлась дверь;НадъНсколько разъ Василій Кирилловичъ порывался остановить декламацію; наконецъ онъ съ такою силой хватилъ по столу кулакомъ, что кружка съ молокомъ подпрыгнула, и часть содержимаго выплеснулась на столъ и на вирши.
— А ну его къ бсовой матери! Прекрати!
— Не буду, Василій Кириллычъ, не буду! — спохватился Самсоновъ. — Но ваши же вдь академики отправили господина Ломоносова доучиваться въ чужіе края…
— «Господина»! «господина»! Какой онъ «господинъ»? Сынъ простого рыбака, да бжалъ еще, не спросясь, изъ-подъ отчаго крова. Я бы его, бездльника и каналью, не въ чужіе края отправилъ, а въ свои же россійскіе, паче отдаленные.
— Такъ изъ него, по вашему, не выйдетъ ученаго?
— Га! Чтобы изъ смерда да вышелъ ученый? Смхота, да и только! Напляшутся они еще съ нимъ. И вдь наглость-то какая: присылаетъ и мн оттуда, понимаешь: мн! свою дурацкую оду; мало того: въ особомъ еще посланіи опровергаетъ мои правила стихосложенія. "За наилучшіе, — говоритъ, — велелпйшіе стихи почитаю, которые изъ анапестовъ и хореевъ состоятъ: поднимаяся тихо вверхъ, матеріи благородство, великолпіе и высоту умножаютъ…" Ну, и прочая тому подобная ахинея!
"Ужъ не зависть ли тебя, батюшка, гложетъ? — пробжало въ голов y Самсонова. — Посмотримъ, каковы-то будутъ завтра твои собственныя вирши…"
— Не могу ли я вамъ, Василій Кириллычъ, еще чмъ служить? — спросилъ онъ вслухъ, озираясь въ убогой каморк, всю обстановку которой, кром некрашеннаго тесоваго стола да табурета, составлялъ грязный мшокъ, набитый соломой. — Больно ужъ y васъ тутъ непріютно.
— Претерпвый до конца — той спасется. Наговорились съ тобой — и будетъ. Спасибо, другъ, и проваливай. Печенку мн только разбередилъ, эхъ!
IV. Ледяная свадьба
Въ свадебное утро, 6-го февраля, многихъ ожидало нкоторое разочарованіе: оказалось, что внчать шута и шутиху въ дворцовой церкви (какъ предполагалось вначал) признано неудобнымъ и что они сейчасъ посл заутрени уже повнчаны въ ближайшей къ Слоновому двору приходской церкви Симеона Богопріимца и Анны Пророчицы, въ присутствіи двухъ лишь свидтелей отъ маскарадной коммиссіи, посаженной матри — царицыной камерфрау Юшковой, посаженнаго отца — шута Балакирева и дружка-шута Педрилло.
Зато любители невиданныхъ зрлищъ были вполн вознаграждены свадебнымъ поздомъ, который, незадолго до полудня, тронулся отъ Слоноваго двора по Караванной на Невскую першпективу и къ адмиралтейству, а оттуда, черезъ Дворцовую площадь, мимо Зимняго дворца по Милліонной.
Впереди величаво шествовалъ громадный слонъ, покачивая на своей спин желзную клтку, а въ клтк — празднично разряженныхъ «молодыхъ». За слономъ тянулись непрерывной вереницей разноплеменные позжане на верблюдахъ, коняхъ, оленяхъ, ослахъ, волахъ, собакахъ, козлахъ и свиньяхъ, съ принадлежащею каждому роду (какъ
Такъ какъ окна Зимняго дворца, обращенныя на Дворцовую площадь, — стало быть, на югъ, — не обледенли отъ мороза, то стоявшая y одного изъ этихъ оконъ, въ свит принцессы Анны Леопольдовны, Лилли Врангель могла любоваться свадебнымъ поздомъ на всемъ его протяженіи. Но взоры ея внимательне всего останавливались на трехъ самодскихъ саняхъ, запряженныхъ рогатыми бгунами Полярнаго круга. Когда тутъ первыя сани поравнялись съ ея окномъ, сидвшій въ нихъ съ своей самодкой самодъ поднялъ голову, какъ бы ища кого-то глазами въ ряд оконъ дворца, и вдругъ, въ знакъ привтствія, взмахнулъ своимъ мховымъ треухомъ.
— Кому это онъ кланяется? — замтила стоявшая около Лилли Юліана.
— Конечно, намъ съ вами! — засмялась въ отвтъ Лилли, но самое ее не охватило при этомъ не бывалое волненіе: "Неужто это Гриша? Вдь онъ общалъ прокатить меня потомъ на оленяхъ… Да нтъ, быть не можетъ…"
Однакожъ сердце ея продолжало учащенно биться.
Какъ только "національная процессія" скрылась изъ виду, императрица, а за нею и весь Дворъ спустились на главное крыльцо, чтобы ссть въ поданныя туда парадныя кареты. Дло въ томъ, что кульминаціонный пунктъ свадебнаго празднества предстоялъ въ бироновскомъ манеж. Маскарадный поздъ, двигаясь шагомъ среди необозримой толпы народа, взялъ путь съ Милліонной на Царицынъ лугъ, обошелъ его дважды и затмъ черезъ Симеоновскій мостъ завернулъ уже по той сторон Фонтанки къ манежу. Придворный же поздъ выбралъ кратчайшій путь по набережной Невы и такимъ образомъ прибылъ на мсто еще за нсколько минутъ ране.
Отъ одного конца манежа до другого были разставлены накрытые столы съ приборами и скамейки для «молодыхъ» и трехсотъ персонъ позжанъ. Пройдя на другой конецъ манежа къ амфитеатру, государыня заняла свое тронообразное кресло подъ балдахиномъ, а принцесса съ супругомъ, цесаревна, представители иностранныхъ державъ и вс придворные размстились кругомъ на амфитеатральныхъ сидньяхъ, откуда свободно можно было обозрть весь манежъ.
Тутъ входныя двери широко распахнулись, чтобы впустить «молодыхъ», снятыхъ со спины слона. Ожидавшій ихъ y входа съ другими членами маскарадной коммиссіи Волынскій махнулъ платкомъ, — и изъ угла манежа грянулъ привтственный тушъ трубачей. Новобрачные, какъ пара гномовъ, приходились рослому и статному предсдателю коммиссіи едва по поясъ, а потому по всему амфитеатру пронесся легкій смхъ, когда онъ съ преувеличенною почтительностью проводилъ ихъ черезъ весь манежъ на верхній конецъ ближайшаго къ амфитеатру стола и усадилъ тамъ на почетную скамью, покрытую турецкимъ ковромъ. По мр появленія остальныхъ участниковъ маскарадной процессіи, члены коммиссіи указывали имъ точно такъ же предназначенное каждому мсто за столами.
Глаза Лилли искали, однако, только представителей одной національности — самодовъ.
"Ну, конечно, это онъ, онъ! На цлую вдь голову выше остальныхъ, да и куда ихъ красивй. Какъ-то онъ станетъ сть ихъ національныя кушанья, приправленныя, говорятъ, ворванью?"
Вотъ прислуживавшіе столующимъ придворные лакеи поставили передъ шестью самодами и самодками большую мису съ какой-то похлебкой. Самсоновъ хлебнулъ ложку, хлебнулъ другую — и скорчилъ такую гадливую гримасу, что Лилли съ трудомъ удержалась отъ громкаго смха.