Шрифт:
Татьяна Сахарова
Бисер для трех поросят
— Ну как, нравится? — Я отошла от зеркала и вопросительно взглянула на Женьку.
— Отвратительный костюмчик.
— Почему? — изумилась я и еще раз оценила свое отражение в зеркале. По-моему, сидит просто великолепно.
— Почему, почему… — пробубнив, она размашистым шагом пересекла комнату и распахнула створки моего платяного шкафа. — Скажи-ка на милость, что ты видишь?
— А что я должна видеть?
— Нет, ну скажи!
— Хорошо, я вижу свою одежду. Довольна?
— Нет! Потому что лично я тут никакой одежды не вижу. Это же сплошная серо-черная масса, которую можно смело
— Здрасьте, моя радость, — искренне возмутилась я, — ты хоть понимаешь, сколько это стоит?
— А тут и понимать нечего. Такой мышиный гардеробчик я бы и задарма не носила. — Женька брезгливо поморщилась. — Посмотри на себя в зеркало! На кого ты похожа?
— На маму!
— А вот и нет. Ты внимательно смотри! Костюмчик серенький, юбочка до середины коленок, очочки черепашкой, волосы дулькой… Одним словом — мышь! Тебе самой смотреть на себя не скучно?
— Ты опять за свое. Я уже устала тебе объяснять, что при моей работе…
Но подружка не дала мне договорить:
— Вечно ты прикрываешься работой, как черепаха панцирем. Ты же не служишь в мужской колонии, где женщины-надзирательницы обязаны зачехлять форменным кителем свою половую принадлежность.
— Я ничего не зачехляю!
— А как это называется? Скажи мне, сколько у тебя серых костюмов?
— Три, — ответила я, но, оглянувшись к зеркалу, поправилась: — Уже четыре. И ты не права, мне сегодня досталась отличная вещица. Случайно на распродажу попала. Двести пятьдесят долларов за демисезонный костюмчик от «Лоры Эшли» — это полная шара. Смотри, он же сидит на мне как влитой.
— Вот это точно, как влитой. Ты со своей мышиной одеждой уже кожей срослась, — продолжила доставать меня Женька. — Не дай бог, грохнешься на улице, так никто и не поможет подняться.
— Почему это не поможет?
— Да потому, дурья твоя башка, что ты сольешься с асфальтом, и прохожие тебя попросту затопчут.
Я не выдержала и завелась:
— Не переживай, если я нечаянно грохнусь, то немедленно, используя всю мощность своей луженой преподавательской глотки, разведу демагогию на тему: «Падение личности в эпоху социально-экономического катарсиса». Буду валяться на асфальте и разоряться дурным голосом, тогда меня заметят и точно не затопчут.
— Безусловно, не затопчут! Тебя забросают гнилыми помидорами. Или предпочтешь тухлые яйца?
— Чего ты ко мне прицепилась?! — вспылила я.
— Просто пытаюсь тебе напомнить, что слова «женщина» и «женственность» имеют единое происхождение.
— Если твой бюст вываливается из декольте именно по этой причине, то у нас с тобой разные представления о русском языке.
И тут Женька, как всегда, разобиделась.
— Где уж мне с моим свинским рылом разобраться в русском языке. Мы люди темные, аспирантур не заканчивали, кандидатских степеней не имеем, кафедрами не заведуем…
Она поджала губы и развернулась к окну. Вот всегда с ней так: сначала прет на меня бульдозером, но, стоит лишь слегка щелкнуть ее по носу, тут же начинает оплакивать свое попранное самолюбие. И, что характерно, я при этом чувствую себя целиком и полностью виноватой.
Мы дружим с Женькой тысячу лет. Сначала ходили в одну группу детского садика, потом стали одноклассницами. Если существуют в мире полные антиподы — Антарктида и пустыня Сахара, муравей и кашалот, Наталья Ветлицкая и Верка Сердючка, — то это я и Женька. Принято считать, что противоположности сходятся. Глупости! И я заявляю это, как социолог. День и ночь встречаются на рассвете и на закате, но они не могут сосуществовать вместе. Закон природы, знаете ли. Так же и люди. Патологический
Освоив азы социологии и психологии, я неоднократно пыталась отыскать фундамент нашей с Женькой многолетней дружбы. Что общего у замкнутой и заносчивой девочки из приличной семьи и у общительной хохотушки, которую воспитывала полуграмотная тетка. Родители моей подруги погибли в автокатастрофе, когда ей было три года. Я всегда училась на «отлично» и представляла школу практически на всех олимпиадах районного масштаба. Женьке же учеба на голову никогда не налазила. В пятом классе, когда я битый час объясняла подруге пресловутую задачку про две трубы, которые наполняют бассейн, с ней случилась истерика и она вышвырнула задачник через окно, едва не прибив карликового пуделя. Тетя Галя из квартиры снизу до сих пор помнит, как я демонстрировала Женьке закон Архимеда. Тот самый, про тело, погруженное в жидкость. Налита до краев ванны вода многократно выходила из берегов, пока наконец не закапала с потолка у соседки.
Зато в младшей школе Женька запросто накостыляла по голове портфелем Сашке Дементьеву за то, что он отказался нести этот самый портфель до ее дома. Я бы ни за какие коврижки не рискнула предложить драчуну Сашке нести свой ранец из боязни, что он поднимет меня на смех. А Женька предложила и накостыляла. Потом Сашка носил ее портфель вплоть до седьмого класса. Именно тогда подруга положила глаз на симпатичного старшеклассника Андрея, который, впрочем, ответил ей взаимностью. А дальше у нее были Петя, Витя, Сережа… Я даже перестала утруждать себя запоминанием имен Женькиных ухажеров. Они слетались к ней, как глупые мотыльки к лампочке. Пока она крутила романы, я корпела над учебниками. Причем вовсе не потому, что мечтала о золотой медали или позже о красном дипломе, и не потому, что хотела доказать что-то окружающим. Абсолютно нет! Единственной плеткой, которая подстегивала длинными ночами мое учебное рвение, всегда была жажда самоутверждения. Не столь важно, что подумают о тебе другие, важно доказать себе самой. В этом я преуспела, с легкостью защитив кандидатскую диссертацию в двадцать пять, а четыре года спустя уже возглавила кафедру социальных дисциплин в местном университете. За это время Женька, которая так и не доучилась на педагога, ухитрилась дважды выскочить замуж и родить по одному сыну от каждого брака. Ее теперешний супруг удался во всех отношениях: хорош собой, имеет серьезный бизнес и закрывает глаза на то, что жена путается в таблице умножения и уверена, что Осло — столица Амстердама.
У меня, правда, тоже случилась пара-тройка бурных романов, и однажды я даже чуть не сходила под венец. Но, как на грех, пик отношений, имевших все шансы закончиться маршем Мендельсона, пришелся аккурат на период защиты моей диссертации. Потенциальный муж живо смекнул, что при амбициозных планах его пассии домашняя кухня ему светит так же, как проливной дождь бедуину, то есть примерно один раз в пять-семь лет. А отутюженные стрелки на брюках вообще придется ждать вплоть до второго всемирного потопа. Но, может, такое объяснение своему фиаско на личном фронте я сама себе напридумала, и дело вовсе не во внезапном прозрении моего жениха, а в моем брате. Впрочем, это уже совсем другая история… Теперь я стараюсь об этом не думать. Лучше вообще никогда не перекладывать на других вину за собственные неудачи. Нечего на зеркало пенять… Но как бы там ни было, замуж я так и не сходила, зато успешно реализовала себя в профессии и в общественной жизни.